Япония, Китай, Корея

Зеркало реальности настолько размыто, что я не только толком себя не вижу, но и даже не слышу мыслей и не чувствую того, как иду по пустоте квартала, который безлюден, словно сияющий храм в ненастный день.

Черная вода, земля, сутулый ветер (упал в огромное дно ночи). Лужи, путаясь под ногами, дарили скуповатый отсвет фонарей, рассеянных по линии маршрута.

Иду почти спокойно, без усилий. Пока здесь очень хорошо, здесь сон.

Высокий лифт в высоком доме. Внутри покой и никого.

Я заглянул в ближайшую дверь, прилетев в кабине лифта на самый верх. Тут находилась зала, роскошью стиля сообщающаяся с множеством других (себе подобных плюс абсолютно пустых).

Я стою и любуюсь. Все лампочки в залах, реагирующие на движение, гаснут и загораются, как спятившие звезды во время облачной ночи, будто кто-то невидимый носится по зданию туда-сюда.

Я подхожу к сплошным огромным окнам и с трепетом смотрю на лунный город. Исполинские постройки холодеют, застывшие в темноте; низкие фонарики улиц шепотом манят к себе.

Отвернулся. Слышу что-то.

В дверях появляется похожая на Пассию лицом девица. Одна из редакторов моей газетенки захотела проведать своего подчиненного во сне?

Нет. Меня «выносит», как всегда, из многоэтажной роскоши обратно в надоевшую квартиру. Где-то снаружи утренние толпы людей (в машинах и без них) плетутся на обычную работу.

Открыв глаза на этот мир, я отрываюсь от подушки. Совиный свет темнеет по четырем стенам/сторонам.

Меня зовут Чайна. И уже пора выходить.

Веселенький денек в редакции газеты равномерно наползал на ее сотрудников, многочисленных и шумноватых.

Чайне не приходилось скучать: начальница Пассия, расчудесно посверкав черным блеском волос, улыбочкой и столь привычной безрукавкой, властно поручила ему написать довольно долгое начало очередной дурман-статьи, для которой его напарник по прозвищу Пицца уже приготовил несколько едких ярких заголовков.

Примерно через полтора часа надобная писанина была худо-бедно готова. Чайна отправил ее по внутрепочте, расслабленно вздохнул, чуть отъехав на стуле от надоевшего стола, глубоко плюс долго моргнул, разгоняя усталость, после чего поймал на себе самодовольнейший взглядец Пиццы. Напарник напоминал кота, считавшего, к примеру, Льюиса Кэрролла простецким учителем математики.

– Можно узнать, о чём ты на этот раз соизволил поведать нашим читателям? – вопрос Пиццы словно сложился в гибкую незримую трубочку и мягко просочился Чайне прямо в мозг (в тот его «кусочек», который отвечал непосредственно за общение с дебильным напарничком по работе).

– Я написал про то, что жизнь – это не только киберприспособления, цифровые «фантики», виртуальная веселуха и прочее. В ней есть еще и полчища маньяков-убийц, несущих миру смерть…

– Полчища? Ты прямо так и написал? – Пицца с ехидным любопытством искоса посмотрел на коллегу, скрывая за улыбочкой почти привычный смех над проделанной работой напарника по журналистике. Чайна строго сказал:

– Вхерачивай туда свой лучший заголовок, а я пойду пить кофе.