Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.

И не только фольклора. Вот что писал об отечественной литературе и театре один из японских аристократов в конце XIX века: «В Японии авторами вымышленных или драматических произведений всегда преследуется идея поощрения того, что хорошо, и наказания того, что дурно. Вследствие этого у нас вымышленные действующие лица… всегда несут заслуженную долю наказания и получают заслуженное вознаграждение, при этом авторы ставят себе целью именно в этом направлении произвести наибольшее впечатление на читателей или зрителей — и почти всегда этого достигают… Одним словом, театр в Японии является школой воспитания народного духа в буквальном смысле этого слова» (Николаев, 193). Н. Д. Берштейн, первый российский автор, написавший о театре Но: «Музыка и театр в Японии исполняют задачи наставников, они живым языком проповедуют нравственность, лояльность, честность» (Бернштейн, 11. Цит. по Анарина, 20). Известный японский учёный Яити Хага тоже отмечал простоту японского подхода к жизни и литературе: «Для японцев нехарактерно выражать недовольство этим миром, жаловаться на его устройство, они не бывают по отношению к нему ни снобами, ни циниками. Вот почему японская литература очень проста» (Nakamura, 1960: 590).

Упрощённость сюжета и подчёркнутая дидактичность японского художественного творчества позволили Дмитрию Поздыееву сделать в 1925 году красноречивое замечание об отношении японцев к серьёзной литературе: «Для практического миросозерцания современного японца, литературные вкусы которого не идут дальше того, чтобы следить за интригой романа, русская литература чересчур глубока, сложна и представляет совершенно иное мировоззрение, непонятное и странное» (Позднеев, 97). Давняя и постоянная любовь японцев к рисованным картинкам манга широко известна. Стремясь добиться читательского интереса, некоторые японские профессора даже учебные курсы издают в виде комиксов. Менее известна прямо-таки потрясающая примитивность абсолютного большинства японских телевизионных программ, в которых даже серьёзные и талантливые люди вынуждены кривляться и разыгрывать из себя клоунов, чтобы понравиться публике. Это главенство всё того же принципа отшлифованной до идеального блеска простоты, который может дать превосходные результаты в ремесле, но вряд ли продуктивен в творчестве.

МИР ВЕЩЕЙ И МИР ИДЕЙ

Реальные факты и явления окружающего мира всегда интересовали японцев больше, чем фантазии и выдумки, а простые понятия привлекали больше, чем сложные. Такие понятия и усвоить легче, и оперировать ими проще. Нелюбовь японцев к абстрактным размышлениям и категориям имеет давние корни. Известный учёный китайской школы Сорай Огю (1666–1728) писал: «Великие мудрецы прошлого учили конкретным вещам, а не общим принципам. Тот, кто говорит о вещах, посвящает им всего себя, а тот, кто рассуждает о принципах, занимается пустыми разговорами. В конкретных вещах сконцентрированы все абстрактные принципы, и тот, кто посвящает работе с вещами всего себя, интуитивно постигает суть этих принципов» (Nakamura, 1967: 187).

Схожие взгляды проповедовал сторонник японской научной школы Ацутанэ Хирата (1776–1843). Он утверждал, что истинное знание заключено не в учёных книгах, а в конкретных вещах и явлениях окружающего мира. И как только учёный постигает суть этих явлений, абстрактные концепции бесследно исчезают из его сознания. Поэтому идеи всегда вторичны по отношению к реально существующим предметам.