Япония. Отчёт оголтелого туриста. Иронические записки

Нам сразу попалось уютное кафе, но, присмотревшись, мы увидели, что народ потчуется только пирожными, пьёт кофе и чай. За стеклом витрины были выставлены очень аппетитные тортики и десерты, но мы хотели существенной еды. В этом кафе её не было.

– Хотя бы пиццу! – пищала жена.

– Согласен на спагетти! – рычал я.

По мановению волшебной палочки в следующей витрине Гинзы были выставлены восковые муляжи разных блюд. Несмотря на облепившие, как мухи, всё и вся вокруг японские иероглифы, мы отчётливо увидели вожделенные варианты пицц, спагетти Болонез и другие разновидности пасты.

Для совсем уж непосвящённых скажу, что пастой везде заграницей называется не привычная нам томатная паста или зубная, а любые макаронные изделия – основа итальянской кухни. Как то: спагетти, равиоли, тортеллини, каннеллони, маккерони (то, что мы называем «макароны»), тагльятелле (широкая лапша), тагльярини (узкая лапша), капеллини (тонкая лапша), федели (очень тонкая вермишель, смотанная клубками), феттуччине (толстая лапша, смотанная клубками – просто объедение!), ригатони, лазанья и просто лапша, как noodles. Особенно люблю – green noodles (зеленую лапшу). Теперь вы понимаете всю мою серьезность умствования. Это не какая-то там кулебяка! Хотя и кулебяка – о-го-го!

Так вот! Когда мы разглядели в аппетитных восковых муляжах на витрине все (или почти все) варианты итальянской кухни…

Нет, я так не могу рассказывать!..

Вы помните, какими мы выбегали из отеля? Какой я нёс бред по дороге, чтобы испугать чувство голода? Как нам попалась милая, но беспощадно-ненужная кондитерская, когда наши желудки были уже сплющены? Как жена пищала о пицце, а я рычал про спагетти? И Будда (если он, конечно, есть) с ней, с этой японской стряпнёй, которую я решил есть во всей этой поездке! Еще успею поскрежетать палочками. Вы помните, как Синто (если он тоже, конечно, есть) услышал наши стенания и представил нашему взору такую умопомрачительную витрину?

Так вот! Когда мы разглядели в аппетитных восковых муляжах на витрине все (или почти все) варианты итальянской кухни (мне даже показалось, что пицца и спагетти Болонез дымились, как настоящие), я совершенно спокойно положил руку на ручку двери ресторана и неторопливо, как киноактер, посмотрел на жену, как бы испрашивая благословения. Я вроде бы даже прищурился, как Клинт Иствуд. Да что Иствуд? Де Ниро рядом бы стоял! Жена благосклонно кивнула головой, дескать, открывай!

Бусидо («Путь воина») учит самурая принимать решение в течение семи вдохов и выдохов. Мне потребовался один вдох-выдох, за время которого меня как прострелило! Что-то тускловато были подсвечены блюда с муляжами! Это на фоне-то залитой электричеством Гинзы?

Я потянул дверь на себя, потом попытался толкнуть. Где вы, Синто? Где господин Будда? Ресторан был закрыт.

– Ну, это уже не смешно! – разъярилась жена и стала дёргать ручку двери ресторана. Мне даже показалось, что она сейчас начнёт бить стекла, как ополоумевшая Маргарита в доме критика Латунского.

В нескольких метрах от нас, привалившись спиной к стене дома, прямо на тротуаре, но на подстилочке, примостился японский бомж. Собственно, бомжа в нём выдавали только несвежее лицо и пожухлый воротничок когда-то белой рубашки. Одет он был в костюм и галстук, и глаза неподвижно смотрели в одну точку. Он не просил милостыню, он … медитировал. Я не притулился с ним рядом.

– Философствуешь, брат? – не спросил я.

– Философствую, брат, – не ответил он.

– Даодэцзин, брат?

– Лао-дзы, брат.

– Ну, не буду мешать!

Бомж был занят и не обратил внимания на удручённую парочку, которая плелась по Гинзе.

– Гусь!.. Ножка!.. Шейка!.. – гнусавил голодный Паниковский.

– Пицца!.. – слышался шёпот на Гинзе.

– Спагетти Болонез!.. – отвечало эхо обрывком фразы.

Не знаю, есть ли смысл говорить, что мы прошли всю Гинзу, и везде была одна и та же картина: либо народ лакомился пирожными и кофе, либо рестораны с восковыми муляжами блюд всех кухонь мира в витринах были закрыты.

В древнем японском трактате Хагакурэ, посвящённом бусидо, напутствуется: в ситуации «или – или» без колебаний выбирай смерть.

– Нет! – заявляем мы со всей ответственностью наших скомканных ощущением голода желудков, – Есть ещё русское Авось!..

Мы вышли на площадь Гинза. Не Красная, конечно, площадь, но, по японским меркам – достаточно большой перекресток. Под площадью располагалась станция метро Гинза, а на поверхности, среди множества современных зданий, которые в ночи кажутся, будто построенными из светящихся рекламных модулей, находилась стеклянная башня-цилиндр, этажей так в двадцать. Башня эта примелькалась на всех видовых картинках Гинзы, но не в том фокус.

Наш фокус, в смысле фокусирования, заключался в том, что, по крайней мере, на десяти этажах этого прозрачного цилиндра люди сидели за столиками и ели.