Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

[Ваш] подданный обратился к китайским историческим трудам и просмотрел записи нашей династии [и оказалось, что] среди последователей Чань лишь немногие владеют учением полностью и вряд ли есть те, кто удвоил свои разум и силу прозрения. Тем не менее, одни твёрдо охраняют заповеди буддизма и не нарушают их до самой смерти, другие во всём следуют пути Бодхисатвы, забывают о себе и приносят пользу прочим людям. Поэтому чаньским монахам легко постичь искренность государя, а их сознание непременно достигает состояния Будды[326].

Однако сейчас среди всех, начиная с высших буддийских иерархов[327] и заканчивая простыми — монахами, приглашаемыми для чтения заупокойной службы в небольших монастырях, строго соблюдающих заповеди мало, а нарушающих обеты много. Разве могут подобные благие деяния [монахов] соответствовать «трем истинам»?[328]

Если впредь такого соответствия обнаружено не будет, [на нашу страну] обрушатся огромные бедствия. Смиренно надеюсь, что впредь все монахи, о чьём беспутном поведении ходят слухи, не будут допускаться до вознесения молитв.

Управители провинций чрезмерно заняты служебными обязанностями, решают множество вопросов и не имеют свободного времени. Поэтому все дела, касающиеся буддизма в провинции, должны быть возложены на «кодокуси»[329]. Однако многие из «кодокуси» сами не соблюдают заповеди, к тому же встречаются и такие, кто получил должность в обход основного продвижения. Более того, из двадцати монахов государственных провинциальных монастырей [подвергнутых проверке] ни один в этом не раскаялся. [Они] обзаводятся женами и детьми, содержат семьи, работают в поле, занимаются торговлей и ростовщичеством. Но и сейчас управители провинций требуют [от этих монахов], чтобы [они] возносили молитвы. Однако ждать от них помощи всё равно что ловить рыбу, взобравшись на дерево[330] или собирать цветы, обернувшись к очагу[331]. Вновь обращаюсь с просьбой о том, чтобы во всех провинциях не могли получить назначение на [должность] «кодокуси» те, кто, хоть и занимаются делами, соответствующими их рангам[332], но не практикуют подвижничество. Если же монахи из государственных провинциальных монастырей чрезмерно предаются скверне, а «кодокуси» их не призывает к порядку, такого наставника увольнять с должности. Если сделать так, то благодаря молитвам и деяниям мудрого правителя бедствия прекратятся, налоговые поступления уподобятся высоким холмам, дожди будут идти каждые десять дней и народ будет радостно славить [богов], собирая обильные урожаи[333].

2. Нижайше прошу запретить роскошь[334].

[Ваш] подданный почтительно докладывает:

Совершенномудрые государи древности, управляя миром, почитали бережливость, запрещали чрезмерную роскошь, носили поношенную одежду, питались зеленью и просом. Именно такое восхищение [стилем жизни] древних [правителей] считается эталоном «просвещённого правления». Однако сейчас всё больше ширится упадок нравов, «преобразующее [влияние] государя» больше не распространяется [на его подданных][335]. Высшие чиновники и мелкие служащие, государевы наложницы и придворные дамы, а также отпрыски влиятельных семейств и праздный люд бездеятельно живут в столице, изо дня в день предаются роскоши, проявляя неумеренность в одежде, питье и еде. Расточительность при проведении пышных пиров в честь именитых гостей[336] увеличивается с каждым днем. Будет ли этому конец, неизвестно? А потому обрисовав нынешнюю ситуацию в общих чертах, позволю изложить свои суждения [по этому поводу].

[Ваш] подданный, взглянув на [обычаи] периодов «Дзёган» и «Ганге»[337], [увидел, что] принцы крови и придворная аристократия все шили летние «кадзами» из хлопковой ткани из Цукуси, а верхние «хакама» — из серого шелка. Носки шили из «грубого шелка Адзума», а подкладку для обуви делали из крашенного шелка. А теперь [даже] низшие чиновники всех государственных управлений повсеместно «кадзами» шьют из белого «катори», верхние «хакама» — из белого шелка, носки — из белой узорчатой ткани, а подкладку обуви делают из «токати»[338].

А их женщины от супруги и до последней служанки шлейф-«мо», если он не из «белого шелка [княжества] Ци», ни за что его не наденут. Одежду, если [она] не из «узорного шелка княжества Юэ» — и кроить не будут. Они тратят огромные деньги на алую краску для одежд[339], хотя и хлопковой одежды будет достаточно, чтобы после первой стирки [она] порвалась в одно мгновение. Так расточительствуют не только в одежде.