Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Тайра-но Норикуни был повышен с поста прежнего управителя провинции Каи до поста «куродо» пожалованием ему пятого ранга по совершенной ошибке.

Ныне уже скончавшийся Фудзивара-но Санэсукэ тогда присутствовал на заседании Гисэйкана. В тот день Тайра-но Норикуни получил повышение с поста прежнего управителя провинции Каи до поста «куродо» с пожалованием ему пятого ранга. Правый министр никак не мог с этим согласиться и начал насмехаться над Норикуни, говоря: «Кому же тогда достанется пост бывшего управителя провинции?» Фудзивара-но Ёримити, услышав это, сказал: «Не должно министрам насмехаться над остальными чиновниками, присутствующими на заседании Гисэйкана». Ошибка была сразу же исправлена, и говорят, что гонцом, который должен был объявить об этом, был назначен Минамото-но Цунэёри[1187]. На пост «куродо» назначили Фудзивара-но Цунэсукэ[1188]. Он рассказал Фудзивара-но Ёримити, что Фудзивара-но Санэсукэ был против повышения Тайра-но Норикуни до должности «куродо», и Ёримити осудил Санэсукэ. Из-за этого Санэсукэ обиделся на Цунэсукэ.

13. О докладной «тюнагона» Тайра-но Корэнака[1189].

Когда Тайра-но Корэнака был управителем провинции Хиго, он подал докладную. Можно справиться о содержании этой докладной, так как я забыл ее вернуть назад в архив. Он преподнес ее на заседании Гисэйкана. Тогда председательствовал Левый министр Минамото-но Масанобу[1190]. Придворные стали осуждать эту докладную. Корэнака пришел в ярость. Тогда один из высших сановников ему сказал: «Эта докладная постыдна для столь высокого собрания придворных. Она годна только для употребления в собственной усадьбе. Пусть это послужит тебе уроком». Говорят, что Корэнака удалился в смущении.

14. Ошибка управляющего делами Дайдзёкана Фудзивара-но Корэсигэ.

Говорят, что Фудзивара-но Арикуни, когда возглавлял Куродо докоро, допустил оплошность, перепутав докладную записку о подношении трех телег с тыквами с прошением. Несмотря на то, что управляющий делами Дайдзёкана Фудзивара-но Корэсигэ знал об этом, он все же зачитал ее перед придворными по представлению Арикуни[1191].

15. О том, как Корэмунэ-но Кинката[1192] спорил о том, должно ли преступление трактоваться как нарушение закона или как нарушение государева указа.

Один человек спросил: «Чем же закончился спор Кинката о том, как должно толковаться преступление — как нарушение закона или как нарушение государева указа?» Ему ответили: «Во времена государя Мураками однажды управители провинций, недобиравшие налоги, стали подавать отчетные бумаги. Люди, принимавшие налоги и сверявшие количество налога с тем, что указано в сопроводительных документах, стали думать, как следует наказать провинившихся, и обратились за советом к Кинката. Кинката, поразмыслив, сказал, что это нарушение закона. Государь возразил Кинката: „Все начинается с государева указа. Поэтому ты неправ, их проступок — это нарушение моего указа“. Кинката начал доказывать, почему это не так. Государь призвал Фуминори[1193] и подробно расспросил его: „Разве в комментариях к сводам законов написано, что все вы называете нарушение клятвы, данной правителю, нарушением закона? Фуминори ведь говорит, что если на лицо расхождения с законом, то необходимо считать это преступление нарушением государева указа, поскольку в своде законов есть такое положение“. На это Кинката ответил: „Если задуматься над этим положением, то разве то, что все вы вдруг стали называть это преступление нарушением государева указа, не есть ли само по себе нарушением государевой воли? Следует написать новый указ, по которому нарушение закона будет толковаться как нарушение государевой воли“. Фуминори, осуждая его, сказал: „Раз уже речь идет о таком указе, то в его тексте должно прописать, что нарушение повеления государя — это уже преступление. Неужели нет необходимости в таком указе?“ На это Кинката так и не сумел ничего ответить».

Вскоре его сослали из-за этого нелепого спора.

После того, как Кинката скончался, его сын Масасукэ[1194], считая постыдным произошедшее с отцом, стал усердно учиться, и по прошествии семи-восьми лет, заготовив необходимые документы, он отправился домой к Фуминори, собираясь вступить с ним в дискуссию. Фуминори же ответил Масасукэ, что и государя, затеявшего этот спор и самого Кинката уже нет в живых, да и сам он уже стар, так что разговор этот не принесет никому пользы. Масасукэ, положив заготовленные документы за пазуху, удалился, и на этом все и закончилось. Кто-то спросил: «Похож ли этот спор на спор о том, преследует ли обвиняемый свои интересы или он только поступает несправедливо, или же он одновременно совершает и то и другое?» На это отвечали: «Сей спор важен для многих, а не только для Кинката».