Япония. В краю маяков и храмов

В порту мы еще раз на окинавские танцы поглядели. Их танцевали мужички с копьями и барышни в национальных платьях. Окинавский костюм отличается от японского — вроде кимоно, но фасон другой — поуже и расцветка крупнее и ярче. И еще прически и головные уборы совсем другие. Забойный ритм, выкрики «Са!» и «Хайсай!». (Это окинавское приветствие.)

Еще — лев там танцевал. Ну не лев, конечно, а двое чудаков, накинув балахон, изображали льва. Морда у льва здоровенная и очень осмысленная, грива из ниток шелковых. И такое он выделывает, мамочки, и на задние лапы встает, и прыгает. Ужасно славный. Потом они заставили зрителей танцевать — затянули к себе нескольких старушек. Старушки бодро отплясывали. А потом еще танцоры выстроились в такую живописную группу (лев лег посредине) и пускали всех, кто хочет, с ними фотографироваться. Одного маленького, лет пяти, мальчика, родители тоже хотели на льве сфотографировать. Но мальчик упирался и ревел, как бык, даром что маленький. И всем видом своим показывал, что приближаться к этому львиному чудищу не желает ни под каким соусом. Пока он самозабвенно вопил и упирался, ко льву подошла девочка такого же возраста, вся нарядная, в кружевных оборочках — как принцесса. Она на мальчика презрительно посмотрела и самостоятельно вскарабкалась льву между ушей: «Папа, фотографируй!» Мальчик просто офигел. Так что там у нас недавно упоминалось о слабом поле?

Дома в Осаке едем из порта на электричке. Напротив нас сидит паренек… Окинавец. Теперь ни с кем их не спутаем. И не только в лице дело. Так сидел бы, наверное, в электричке Маугли — свободно и настороженно одновременно. Человек другого мира. Еще пока не подпорченного… Ничем не подпорченного. Даже американскими военными базами.

Глава XII Встречи и прощания

Манас катает на мотоцикле старушку лоточницу, раковины галиотисов примеряют на себя роль пуговиц, оленеотгонялка пугает диких кабанов, мы впервые встрегаемся с Буддой из Прилива, а Саша улетает домой

Манасу кто-то оставил на неделю мотоцикл. Ночью ездить на мотоцикле — весьма увлекательно. Но главное веселье началось, когда однажды Манас взялся покатать старушку — ту самую, что допоздна продает такояки возле нашей общаги. Мы все ее любим, а она нас всех знает. Проходишь мимо — непременно: «Добрый вечер», даже если не покупаешь ничего. Разговоры про жизнь, шуточки, угощение грушами из ее сада. Теплый свет бумажного фонаря с нарисованным на нем веселым осьминогом. «Сколько тебе такояков, дочка?» — «Мне — восемь!» (Это значит — старушка положит десять…) Сколько в Японии таких вот удивительных старушек? Немало, думаю, но наша — самая лучшая, потому что она ведь наша!

Мы думали, что старушка на мотоцикле с Манасом не поедет. Но она согласилась не раздумывая. Как мы Манаса ни увещевали — мол, помедленнее, поосторожнее, бабулька все равно визжала. Но, кажется, осталась довольна. Это было то еще зрелище: мотоцикл, Манас с развевающимся дикарским хвостом и сзади — намертво прицепившаяся к его спине маленькая пожилая японка. Осака, 12 часов ночи.

А бабушке Акико, моей приятельнице из клуба хайку, 76 лет. Недавно мы с ней встретились, чтобы ехать в клуб, а она мне представляет старичка, которого первый раз в клуб везет. Старичку 83 года, он тоже хайку пишет. «Это мой друг», — говорит Акико. Я отвечаю довольно стандартно для японского стиля общения: «Поняла!» А старички мои тут переглянулись и довольно так захихикали. Кстати, дружок Акико оказался очень даже классным хайкуплетом.

Я заметила — практически все японцы одеваются многослойно: под рубашкой две футболки, сверху еще рубашка. И все эти слои видно, потому что они все с разной длины рукавами и разной формы вырезами. Что девчонки, что парни — у всех одно и то же. И не только молодежь так ходит, но даже бабушки, моя Акико например. И не в моде тут дело, я думаю. Просто они так видят одежду — кимоно ведь тоже очень многослойная конструкция. Вот привычки и сохранились.

А недавно приходит Саша, глаза у нее на лбу, рот до ушей. Вот в Японии год прожила, говорит, а такого еще не видела. Оказывается, она, когда в электричке сидела, какая-то барышня ей мокрым зонтиком ботинок закапала. Подумаешь, дело-то житейское. Так нет, эта барышня наклоняется и своим носовым платком Сашкин ботинок вытирает, еще и извиняется при этом. Есть от чего в обморок упасть! А один знакомый переводчик рассказывал вот что: водил он как-то по Токио большую делегацию из Израиля, и они где-то там загуляли, и возвращались уже на последних электричках. Стоят на пустом перроне толпой — все носатые, черноглазые — поезда ждут. Тут приходит пустой поезд, дверь открывается, из нее выползает японец — тоже припоздавший и основательно навеселе. Глядит он на эту толпу и в безмерном удивлении выдает: «Господи, где я?.. И кто я?..»