Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж

Своеобразной реакцией на недостаток мирового признания современной японской культуры (классическая в рекомендациях уже не нуждается) стали распространившиеся в 1960-1970-е годы теории нихондзинрон, «учения (или дискуссии) о японцах», которые мы рассмотрели в предыдущей главе. Большинство этих теорий имело если не научный, то наукообразный характер, а их пропагандистами наряду с журналистами и деятелями культуры активно выступали ученые разных специальностей. Социальный статус и престиж академических кругов в Японии традиционно высок, а их мнение, озвученное через СМИ, влияет на массовое сознание. Вместе с тем эти теории, как заметил один из ведущих исследователей нихондзинрон Косаку Ёсино, «не обязательно представляли эмпирическую реальность, а скорее образы, созданные для усиления Национальной – В.М> самоидентификации японцев»[40]. Большинство их, при внешней привлекательности, не выдерживало научной критики: никому не возбранялось верить в них, но следовало четко разделять веру и знание.

С вступлением страны в полосу кризиса в начале девяностых ситуация стала меняться. Конец «экономики мыльного пузыря», распад политической «системы 1955 года» с монопольным господством ЛДП, пробуксовывание экономических и административных реформ, серия скандалов, связанных с взятками и коррупцией в высших политических и бюрократических эшелонах, граничащее с преступлением бездействие властей во время землетрясения в Кобэ и инцидентов с «Аум синрикё» в 1995 г. – все это давало мало поводов для национальной гордости. Усилилось давление и со стороны окружающего мира: сначала Японию критиковали за пассивность во время «войны в заливе»; потом премьер-министры Хосокава Морихиро и Мураяма Томиити и даже сам император снова приносили извинения за действия японской армии в Азии перед Второй мировой войной и во время нее. Предметом ожесточенных международных дебатов опять стали «женщины комфорта» и «нанкинская резня», причем общественное мнение США заняло в них открыто антияпонскую позицию. Большинство японцев считало эти проблемы прошлого давно разрешенными, но им вновь настойчиво напомнили о «грехах отцов», не знающих срока давности.

Самобытность японской цивилизации и значение ее общего вклада в мировую культуру не вызывают более ничьих сомнений. Напротив, акцентирование внимания на исключительности «мозга японцев» вызывает только непризянь и насмешки. Японцы, особенно молодое поколение, все чаще идентифицируют себя как «граждан мира», как органическую часть мирового сообщества и не считают свою культуру непостижимой для иностранцев. Старшие тревожатся, как бы молодежь окончательно не лишилась национальной самоидентификации, но молодежи всегда и везде свойственны, во-первых, большая открытость ко всему новому, а во-вторых, подчеркнуто критическое отношение к идеям и идеалам отцов. Кстати, младшее поколение не всегда космополитичнее старшего: у отцов-космополитов дети вполне могут вырасти националистами.

Старики склонны порицать молодежь, но следует признать: у нынешних японцев большие проблемы с «японским духом». А ведь именно он позволял им выживать в условиях предыдущих витков глобализации, обеспечивал успешную адаптацию, которая позволяла цивилизации сохранить себя. «Японский дух» (это многозначное понятие каждый волен трактовать по-своему) – как основа любой традиционной цивилизации – по определению противоположен «современному миру» и глобализации. Прежние глобализации не победили Японию, но заставили ее напрячься и выйти из кризиса не менее сильного, чем нынешний. Нынешний кризис и нынешний виток глобализации Япония встречает духовно побежденной, каковой она продолжает оставаться после 1945 г.

Бесспорно, в материальном плане поражение в войне в итоге принесло японцам сытую и благополучную жизнь, которая привела их к абсолютизации материальных ценностей и материального прогресса. «Державный блеск» Японии больше не снится. Интересы абсолютного большинства граждан-избирателей-налогоплательщиков ограничены Японскими островами. Так что глобальной державой в полном смысле этого слова Япония не является. Сами японцы часто говорят о своей стране как об «экономическом гиганте и политическом карлике». Дисбаланс налицо, однако новое обретение Японией геополитической самостоятельности в условиях нынешнего глобального баланса сил представляется нереальным.

Однако, дух дышит не в экономике. Не скажу, что духовная культура современной Японии представляет собой пустыню, но великой культурной державой XX в. она не стала. Главное, что она внесла в мировую сокровищницу – от храмов эпохи Нара и хэйанской прозы до чайной церемонии и гравюры укиё-э, – связано с традиционной, а не «современной» культурой. Ярким воплощением культуры глобализированной Японии можно считать ее современную «попсу», которая абсолютно подражательна и конкурентоспособна лишь на рынке с «пониженным порогом восприятия» (подробнее в главе девятой).