Япония в раннее Средневековье VII-XII века. Исторические очерки

Правящая элита раннефеодальной Японии, создавшая аппарат управления и принуждения, стремилась внушить народу, лишенному возможности пользоваться плодами своего труда, почтение перед богатством, трепет перед величием власти, сознающей себя божественным творением и верившей в свою исключительность. Усиление эксплуатации крестьянства сопровождалось навязыванием представлений о бренности всего земного, надежд на лучшее будущее в потустороннем мире, достигаемое ценой лишений в этой жизни, и веры в спасительную доброту богов. Культура и образование, монополизированные господствующим классом, были не только средством удовлетворения духовных потребностей, но и эффективным рычагом социального воздействия на чувства угнетенных.

Буддизм стал распространяться в Японии в то время, когда вера в синтоистских богов, возникшая в первобытном обществе, имела прочные корни как в среде крестьянства, так и у формирующегося господствующего класса. Как уже отмечалось, синтоизм возник из страха перед природой и веры в то, что боги усмирят стихию, наносящую ущерб человеку. Отсюда — прямая связь возникновения синто и полевых работ. Земледельцы в первобытной Японии молились о хорошем урожае — умиротворении богов, гнев которых мог стать причиной бури, засухи или нападения саранчи. На поле устанавливался столб, огораживавшийся веревкой, — святое место, зачаток будущих храмов. Устраивались состязания борцов (сумо), считалось, что победителей ждет хороший урожай. Весенним полевым работам предшествовал ритуал в честь родового божества, которому мог молиться лишь член данного рода.

На этапе разложения первобытно-общинного строя и формирования классового общества сложились мифы о божественном происхождении Японии, использованные затем для обоснования господства императорского дома и зафиксированные в первых письменных памятниках VIII в. Император стал рассматриваться как бог в образе человека, олицетворявший духовную власть, даже если реальная светская власть ему и не принадлежала, даже если сам император поклонялся Будде.

Буддизм, проникший в Японию в период становления классового общества, а на начальном этапе существования раннефеодального государства распространенный преимущественно среди правящих кругов, не заменил синто и не вытеснил веру в родовых богов, но по мере развития феодальных отношений все шире стал использоваться как средство идеологического контроля над народом. Развитое буддийское вероучение, торжественная обрядность, идея спасения в мире Будды воспринимались как благо для всех, кто в него верит. Синтоистские святыни внушали трепет и боязнь гнева богов, буддийское учение внушало надежду на спасение, доступное всем, — в этом или потустороннем мире. Поэтому синтоистские боги без труда вошли в буддийский пантеон и стали именоваться бодхисаттвами. Вместе с тем синтоизм не растворился в буддизме, а продолжал самостоятельное существование. Буддийские храмы могли покровительствовать небольшим синтоистским, но крупные синтоистские храмы — Исэ, Камо и др. — существовали независимо от них. Синтоистские святыни использовались буддийской церковью для усиления воздействия на верующих, буддийское искусство имело свои особые формы и каноны, отличающиеся от синтоистской эстетики, одним из главных принципов которой было воспевание природы, а не кумиров. Раздельно проводились праздники и обряды, буддийские и синтоистские храмы имели свои собственные земельные владения (см., например, [291; 348, с. 23–33]).

Одним из средств усиления влияния буддизма на народные массы стала начатая в VIII в., но особенно расширившаяся с IX в. проповедь единой синто-буддийскои религии (рёбу синто), которую вели известные монахи — Геки, Сайте, Кукай. Новой религии создано не было, но двойная вера японцев — в синтоизм и буддизм — сохраняется до настоящего времени.

Государство, заинтересованное в повышении идеологической роли буддизма, поощрявшее буддизм, жаловавшее храмам земли, в то же время стремилось держать храмы и монахов под постоянным контролем, не допускать их вмешательства в политику. Другой проблемой стал усилившийся с VIII в. уход местной знати и зажиточных крестьян в монахи, что давало возможность освободиться от налогов и повинностей. По подсчетам японских историков, с 710 по 784 г. состоялось 27 посвящений в монахи, а число посвященных достигло 18 520 [365, с. 166]. Уже с середины VIII в. власти предпринимали попытки ужесточить контроль за пострижением в монахи и за деятельностью храмов в целом. В ходе реформ Камму в конце VIII в. было ограничено строительство государственных храмов и запрещено создание частных. Упорядочивались списки монахов, провинциальным храмам (коку-бундзи) запрещалось принимать в монахи крестьян. Не разрешались проповеди в горах и лесах, связанные с крестьянскими волнениями [442, т. 1, гл. 3–4].