Японская война. 1904 (СИ)

А я задумался. Сводные части — это одна из вредных привычек этого времени. Появилась срочная задача, и командование надергивает отряды под нее из самых разных мест, ставит какого-то офицера пошустрее и отправляет вперед. Из плюсов — силы чуть больше, чем в обычном соединении. Из минусов — сводным соединениям по умолчанию не хватает слаженности. Вот как в сводном корпусе у Засулича или у этого неизвестного японского командира. Можно было бы попробовать воспользоваться этим, тем более что один раз нам уже удалось разобрать вражеский батальон. Вот только тогда врагов все-таки было поменьше, нас не ждали, там не было артиллерии… Нет, новый бой точно не стоил риска, и я уже почти отдал приказ готовиться к отступлению, когда меня с ошарашенным лицом нашел поручик Славский.

Я не ожидал чего-то особенно интересного в городских кварталах, поэтому и отправил его туда, но японцы смогли удивить.

— Там пленники, — Славский шел и размахивал руками. — Два десятка казаков — это из лесных поселений, кто не успел отступить. А остальные — женщины и дети, больше трехсот человек! Японцы держали их в ангарах на южной окраине.

Твою мать! Я выругался сначала про себя, потом вслух, потом еще раз про себя, но уже не сдерживаясь. Гражданские! Три сотни! И я ведь слышал в свое время, что после Мукдена японцы захватили и обычных людей, живущих в городе, включив их в подсчет пленных. Потом отпустили, но сам факт. Выходит, традиция не на пустом месте появилась.

— В каком они состоянии? — я постарался успокоиться.

— Ослабли, почти у всех вши. Им давали мыться, но только в обычной воде, а от этого пользы немного. Сейчас их осматривают фельдшеры, потом доложат точно, но что теперь делать?

Очень хороший вопрос. Быстро уйти от подходящих японцев, как мы бы сделали это без неожиданного пополнения, теперь не выйдет. Вернее, выйдет, если оставить пленных здесь. Да, неприятно, но есть ли у нас хоть крошечный шанс им помочь? А то, если ввязаться в бой, японцы ведь не отпустят. Вцепятся как бульдоги и будут висеть, подтягивая все новые и новые резервы. А попытаться решить все быстро — значит, рискнуть вообще всем. Стоят ли несколько сотен человек того, что я не попытаюсь потом спасти уже сотни тысяч здесь, в Маньчжурии, и миллионы через десять лет в Первую Мировую?

Что-то холодное внутри меня было уверено, что это правильно — простая же математика. Но другая часть… Она напоминала, что я получил в этом времени. Снова твердые руки и возможность лечить людей, офицерские погоны и возможность спасать жизни — что это как не второй шанс? А если так, то разве можно после такого отворачиваться от тех, кому нужна моя помощь! Да, будет тяжело, да, возможно, мы все умрем — так мы же военные, разве не в этом смысл, чтобы любой ценой защищать тех, кто на нас полагается?

— Мне нужны будут музыканты, — решил я. — Кажется, мы их переводили в носильщики? Пора вернуть. А еще… Срочно пошлите людей во дворец местного наместника и найдите карты. Хоть местные, хоть со времен Корё или даже империи Тан.

— Есть! — Буденный даже не стал тратить время на вопросы. Все-таки хороший из него командир растет!

* * *

Семену Михайловичу Буденному был уже 21 год, и он считал себя вполне взрослым. Раньше считал… Сегодня, когда узнал про пленников, которых нужно вытаскивать, и про подходящие японские войска, которые не дадут этого сделать, он растерялся. А вот полковник нет — вот кто по-настоящему взрослый. Сразу что-то придумал и принялся отдавать приказы. Семен не сразу понял, что к чему, но решил не лезть с вопросами, а сначала просто посмотреть и попробовать понять. И действительно, очень скоро все стало на свои места.

Капельмейстер Доронин на первых порах пытался играть в обиженного родственника, но после разговора с полковником быстро погрузился в дело. Собрал своих музыкантов, проверил инструменты, которые нашли прямо в городе, а потом они построились рядом с одним из японским складов и начали играть.

Боже, царя храни… Слова и мелодия звучали немного дико на пустынных улицах чужого Согёна, но так продолжалось всего пару минут. Потом корейцы начали выглядывать в окна, затем в двери, наконец, словно вспомнив, что они не просто крестьяне, а потомки древней империи Корё, расправляли плечи и шли спрашивать, что тут происходит. А это была раздача еды. Полковник приказал ничего не объяснять, но каждый, кто подходил, получал по 4 фунта риса. Быстро появилась очередь, а потом один краснощекий толстяк попробовал подпеть музыкантам. Семен не раз такое видел, человек просто пытался спрятать страх, но старший на раздаче выдал ему двойную порцию.