— На этот бой считай себя подпоручиком, Василевский, — я повысил парня сразу на три ступени. Ох, и сожрут меня потом за это. — А теперь берите своих и занимайте вторую линию окопов. Можете рассчитывать на полчаса, чтобы привести себя в порядок. А потом готовьтесь прикрывать наше отступление. Капитан Клыков на месте поставит вам конкретные задачи.
И так рота за ротой. Самых нервных к Шереметеву в центр, чтобы ни мгновения не сидели без дела, а заодно вспомнили, что и враг может умирать. Самых бодрых — на левый фланг к Хорунженкову, ему пригодится свежая кровь. Роты, где было много раненых, шли в запас: небольшой отдых, и они обязательно себя покажут. Еще одну оставил рядом с собой: когда отряд Мелехова отступил и занял свои позиции, именно они прикрыли их в последний момент, давая возможность перевести дыхание.
Сколько времени прошло? Уже полдень — значит, еще час продержались, хорошо!
Рядовой Кунаев вытер пот на коротких рыжих усах до того, как тот заледенел. 2-е мая сегодня, но рядом с рекой и морем даже сейчас такое не редкость.
— Живые! Живые, мать вашу! — рядом, запрокинув голову назад, орал Панчик.
Наглый поляк до последнего не верил, что полковник сдержит свое слово и включит их в отряд смертников. Не верил, когда чистил выгребные ямы, не верил, когда всех гоняли с утра и до ночи, не давая ни одной свободной минуты, не верил, когда подполковник Мелехов построил штрафников перед строем и указал цель. Вражеская батарея — то, что будут прикрывать любой ценой, то, где сдохнуть проще, чем чихнуть.
Панчик тогда и чихнул, попытался еще раз упереться, но Мелехов, словно набравшись у полковника злой решимости, и не подумал миндальничать…
— Как думаешь, а нас на самом деле бы пристрелили? — спросил у Панчика один из его подельников.
— Шереметев бы не смог, а Мелехов — этот кровавый пес и не почесался, когда ему дали приказ. А Макаров его отдал, — Панчик сплюнул.
Эйфория от того, что они выжили даже в этой сумасшедшей атаке, начала спадать. Бой еще не закончился, им еще пришлось не раз пострелять и походить под вражескими снарядами, но больше впереди всех их штрафной отряд уже не пускали. И более того, когда они отошли назад под прикрытие рот 11-го стрелкового, задержавшихся, чтобы вернуть должок, там же их встречал и хмурый полковник. Макаров словно специально дожидался их отряда смертников, чтобы пройтись по нему своими глазами убийцы.
— Хотели нас прикончить, ваше высокоблагородие? А мы — вот! Выжили самому черту вопреки! — дерзко крикнул ему Панчик.
На мгновение показалось, что сейчас Макаров снова запишет их в штрафники, но тот только ухмыльнулся.
— После того, что сделали, прощаю, рядовой, — он подошел к ним вплотную. — Обычно за взятые орудия дают медаль, но то обычным солдатам. Вы же заслужили нечто большее: прощение.
— От вас? — Кунаев сам не заметил, как подал голос. Словно и в него вселился дерзкий дух.
— При чем тут я? — искренне удивился полковник. — От ваших товарищей, которых вы предали под Чонджу, но тут искупили тот случай кровью. Добро пожаловать обратно в 22-й стрелковый, солдаты.
И он прошелся сквозь строй, пожимая каждому руку.
А потом снова был бой. Кунаев сначала думал, что раз они спасли чужой полк, то теперь вместе отступят, но нет. Засели на позициях: чуть больше двух тысяч против десяти, и держались. Рядовой иногда слышал разговоры, что надо бы уходить, но потом мимо пролетал полковник — словно черный ворон в своем не застегнутом развевающемся крыльями мундире — и голоса сами собой затихали. То ли от страха, то ли от понимания того, что именно Макаров подготовил их к этому бою. Притом так, что японцы кровью умываются.
Лезли вперед — их встречали. Начинали бить пушками — основные силы откатывались назад, под защиту укреплений второй линии. Пушки затихали — и они возвращались, снова встречая атаки японцев. Те попробовали хитрить, идя вперед прямо под градом своих же снарядов, и снова сюрприз. Часть взводов всегда оставалась на месте, скрываясь в блиндажах. Кунаев сидел рядом с одним таким: полуметровые бревна, целый холм земли сверху — даже когда вражеский снаряд попал точно в него, это перекрытие треснуло, но выдержало.
Японцы злились, их атаки становились все яростнее, но и наши чувствовали себя все увереннее. Так, бойцы из 11-го стрелкового сначала терялись во время маневров, но потом их все сложнее и сложнее было отличить от своих. А еще музыка… Трубы и барабаны, казалось, в итоге потонули в шуме сражения, но, когда они в итоге на самом деле замолчали, рядовой на мгновение опешил. Что случилось?..
Додумать крамольную мысль ему никто не дал. Уже кричал их фельдфебель, командуя очередность отхода на вторые позиции. Кажется, даже стальной полковник решил, что пора уже и честь знать. Но отпустят ли их теперь японцы? После того, сколько крови у них попили?..
[1] Вместе с «Тиссо» и «Генрихом Каном» — официальные часы русской армии.
[2] Именно так в нашей истории 11-й стрелковый в итоге и вырывался из окружения. Тогда, конечно, потерь было больше, но хотим отметить, что они все равно смогли.