Японская война. 1904 (СИ)

Пора! Музыка стала громче — трубачи и барабанщики Доронина выкладывались на полную, наполняя решимостью сжавших кулаки и зубы солдат. По спине побежали мурашки: что бы ни говорил и ни думал Мелехов, как же страшно вот так отдавать последний приказ, принимать ответственность за чужие смерти. Сигнал выдвигаться, и четыре роты разошлись по заранее разведанным балкам, подтягиваясь к вражеским позициям. Заметят раньше времени? Не заметят?

Повезло. Кашталинский сделал еще один ход, решив поддержать 11-й стрелковый артиллерией. Я видел, что генерал-майор пытался подтянуть больше пушек, но превратившиеся в грязь дороги убили задумку на корню. В каждую трехдюймовку впрягались по 16 человек, но даже так скорость передвижения была ничтожной. Что уж говорить, когда дело доходило до того, чтобы поднять пушки поближе к вершинам сопок. То, что хотя бы одна батарея в итоге оказалась на позиции, уже чудо… и еще одна боль.

Новая русская трехдюймовка, выпускавшаяся на Путиловском с 1902 года, могла бить на 8 километров, но при этом сейчас стреляла только на четыре. Почему? А потому что не было никакого запаса фугасных снарядов. Шрапнели — пожалуйста, но она летит только на 4 километра. В общем, даже шанса добраться до вражеских пушек у командира батареи не было, и он попытался сосредоточить огонь на пехоте. Целых семь минут 8 пушек выплевывали снаряды в сторону японских колонн. Примерно по 10 выстрелов в минуту — не лучший результат, но и точно не худший.

560 разрывов, каждый выплюнул под полсотни стальных шаров… Где-нибудь на полях под Плевной от вражеского полка остались бы одни ошметки. Здесь же, в изрезанной сопками и оврагами Маньчжурии, где так легко прятаться, получилось задеть разве что под сотню японцев. И то половина из них только ранены.

— Проклятье! — выругался я, когда нашу батарею нащупали вражеские гаубицы и за считанные минуты вывели из строя сначала артиллеристов, а потом и тех, кто попытался утащить пушки назад.

Тем не менее, эта короткая, но яростная перестрелка дала нам так необходимое время. Отряд Мелехова подобрался на расстояние удара. Двести метров — кажется, что это довольно много, но только если твои солдаты бегут к врагу. Для защищающихся все происходит в мгновение ока: успеть осознать, что нужно делать, развернуться, дать слаженный залп — не каждый на это способен. Возможно, лучшая английская пехота и справилась бы, японцы же просто не успели. Еще и пару командиров, попытавшихся что-то изменить, сняли прикрывающие атаку снайперы, а потом четыре сотни солдат ворвались во вражеские ряды.

Первым делом отсекли прислугу горных пушек, которые еще недавно без каких-либо опасений накрывали 11-й стрелковый. У тех, кажется, не осталось офицеров, способных принять командование, но Мелехов заорал так, что даже чужие солдаты послушались и начали отходить в нашу сторону. Если дойдут, то мы в два раза усилим свой центр… Японцы попытались им помешать: заняли сопку чуть в стороне и прикрыли огнем остатки окопавшегося батальона, разделяющего наши отряды.

Все на мгновение повисло на волоске, но посреди 11-го полка неожиданно поднялась массивная фигура в черном балахоне. Священник? Я не разобрал, что именно он прокричал, прежде чем чья-то пуля пронзила ему грудь, но этого хватило. Над полем взлетело яростное «ура», и солдаты, словно забыв про обстрел с фланга, штыками вынесли последнюю преграду перед собой и вырвались на открытое пространство[2]. Мелехов мог бы попробовать поставить их себе в помощь, но без командиров пользы от потерявших строй солдат было немного. Разумно… Я бросил последний взгляд назад, где небольшой арьергард срезал попытки японцев ворваться в наши ряды, а потом быстрым шагом пошел навстречу 11-му стрелковому.

Чем быстрее получится привести их в чувство и переформировать, тем быстрее из обузы они превратятся во что-то полезное.

— Старший? — я встречал остатки отходящего полка. Они шли, разбившись по ротам, так что это было даже не сложно.

— Капитан Умеров, — ответил покрытый кровью незнакомый офицер.

— Видите 52-ю сопку? — указал на одну из вершин в тылу.

— Так точно.

— Тогда отправляйте туда раненых с сопровождением. Сами же развернулись и в наши окопы. Поступите в распоряжение к подполковнику Шереметеву.

— Есть!

Этот капитан оказался нормальным, попадались и другие. Один поручик, оказавшийся старшим после смерти всех остальных офицеров в своей роте, пытался спорить, что я не имею права ему приказывать. Я чуть не растерялся, но помогла поднявшаяся волна холода. Вместе с ней как обычно пришли спокойствие и уверенность: подошел к скандалисту, врезал так, что тот рухнул на землю, а потом обвел взглядом остальных.

— Кажется, у поручика шок, включите его в группу раненых. А теперь кто у вас новый старший?

— Я, старший унтер Василевский, — вперед после короткой паузы вышел молодой парень с испариной на лице.