Японские писатели – предтечи Новейшего времени

— Да нет же, — сказал парень, — он не резцом делает эти брови и нос. Он пользуется молотком и резцом, чтобы выкопать их из дерева. Это как добыть камень из земли — никак не ошибёшься.

Я впервые подумал о скульптуре таким образом. Получается, ею мог заниматься кто угодно? Вдруг мне захотелось самому вырезать Добродетельных Царей, и я вышел из толпы и вернулся домой.

Достав стальной молоток и резец из ящика с инструментами, я вышел на задний дворик; там лежал дуб, поваленный недавней бурей, который я намеревался пустить на дрова; его разделали на много чурбаков как раз нужного размера. Я выбрал из них самый большой и принялся со всеми силами вырезать, но, к сожалению, не нашёл внутри Добродетельного Царя. И из следующего тоже не откопал. И из третьего. Один за другим, я изрезал все чурбаки, но ни в одном из них не было Добродетельных Царей. Наконец, я осознал, что их нет в деревьях эпохи Мэйдзи. Тогда я более-менее понял причину того, почему Ункэй был ещё жив.

Седьмой сон

Я обнаружил себя на большом корабле.

Днём и ночью этот корабль изрыгал чёрный дым, прорезая свой путь по волнам и издавая ужасный шум. Только вот куда он направляется, я не знал. Только видел, как из глубины волн появляется раскалённое красное солнце. Оно поднималось над самой высокой мачтой и, казалось, зависало там, но через какое-то время перемещалось вперёд и как бы вело за собой большой корабль. Наконец, шипя как раскалённая сковородка, оно снова опускалось в волны. Корабль издавал жуткий звук и стремился за ним вдогонку, но никогда не догонял.

Однажды я смог остановить члена экипажа и спросил:

— Этот корабль идёт на запад?

На лице человека с корабля появилось осторожное выражение; он некоторое время смотрел на меня, а потом спросил:

— Почему?

— Потому что мы, кажется, гонимся за заходящим солнцем.

Моряк хмыкнул и отошёл в сторону, а потом запел рабочую песню:

— Солнце, идущее на запад, прибывает ли на восток?
Это — правда?
Поднимающееся на востоке солнце — оно рождается на западе?
Это — тоже правда?
Телом — на волнах; штурвал вместо подушки.
Катись, стремись!

Перейдя на нос судна, я увидел много моряков, тянувших за канаты.

Я почувствовал в сердце полную опустошённость. Когда ещё придётся ступить на твёрдую землю — не знаю. Не знал я и куда мы направляемся. Единственной определённостью был изрыгаемый чёрный дым и то, как корабль резал волны. Волны простирались во все стороны и казались бесконечным синим полем, которое иногда становилось фиолетовым. Но идущий корабль был постоянно окружён кипящей белой пеной. Мне было безумно одиноко. Чем находиться на этом корабле, не лучше ли броситься за борт и умереть? — подумал я.

На судне я был далеко не один. Многие походили на иностранцев; но вообще-то было много совершенно разных лиц. Однажды, когда корабль качнуло под облачным небом, я увидел ухватившуюся за ограждение женщину, горько плакавшую. У неё в руках был белый носовой платок, однако одета она была по-западному в ситцевое платье. Увидев её, я понял, что не одинок в своей грусти.

В одну из ночей я вышел на верхнюю палубу и в одиночестве смотрел на звёзды; тут ко мне подошёл один иностранец и спросил, знаю ли я астрономию. Это было до смерти скучно; астрономия для меня ничего не значила, и я промолчал. Но иностранец принялся рассказывать о семи звёздах, венчающих созвездие Тельца. И звёзды, и море, продолжал он, всё было создано богом. Наконец, он спросил, верю ли я в бога? Я промолчал, глядя в небо.

Однажды я зашёл в салон и увидел там прекрасно одетую молодую женщину, смотревшую в сторону от меня и игравшую на пианино. Рядом с ней стоял высокий красивый мужчина; он пел. Его рот казался неестественно большим. Казалось, эти двое не замечают никого кроме себя. Казалось, они вообще забыли, что находятся на корабле.

Мне становилось всё более тоскливо. Наконец, я решил умереть. И вот, однажды ночью, когда вокруг никого не было, я набрался храбрости и прыгнул за борт. Однако в тот самый момент, когда мои ноги оторвались от палубы и моя связь с кораблём прервалась, я внезапно захотел жить. Я от всего сердца хотел бы, чтобы этого не произошло, но было слишком поздно. Хотел ли я этого или нет, теперь мне предстояло упасть в море. Но корабль, как оказалось, был построен очень высоким, и хотя моё тело уже отделились от него, ногам ещё предстояло достичь воды. Ухватиться было не за что; я всё ближе и ближе к ней приближался. Сколько я ни поджимал ноги, а она становилась всё ближе — эта вода чёрного цвета.

А корабль всё продолжал изрыгать чёрный дым и куда-то идти. Я впервые осознал, что, даже не зная, куда он направляется, мне лучше было бы находиться на палубе, но это понимание уже было ни к чему, по мере того, как я медленно падал в чёрные волны, охваченный бесконечным сожалением и страхом.

Восьмой сон