Японские призраки. Юрей и другие

Всё началось с того, что со стороны берега донёсся подозрительный гомон, как будто целая ватага рыбаков вернулась с лова и затаскивает лодки на берег. Зимние сумерки и наползший с моря туман не позволяли рассмотреть происходящее. А затем из тумана понеслись такие вопли, что все услышавшие их немного поседели и даже как будто стали меньше ростом. Было понятно, что вопит кто-то из местных, на свою беду задержавшийся на берегу и встретивший таинственных гостей. Люди бросились по домам, ибо всякому было ясно, что там, где у человека хватает сил на такой безумный крик, посторонним делать нечего. До того как двери захлопнулись, в деревню влетел, обливаясь потом, один из рыбаков. Он успел юркнуть в ближайшую хижину и захлопнул за собой дверь. Через некоторое время с улицы донеслись невнятный ропот, шорохи и звуки шагов. Кто-то явно разгуливал по деревенской улице, и жители тоскливо смотрели на двери, которые в силу своей непрочности не давали оснований для утверждения: мой дом — моя крепость. Однако попыток вторжения не последовало, кто бы ни явился в деревню, он не делал попыток ворваться в жилища. Рыбак, вбежавший последним, выглядел так жутко, что к нему не сразу решились подойти с расспросами, но в конце концов любопытство взяло верх. Человек, всем своим видом походивший на безумного, рассказал, что к берегу пристала довольно странная лодка, которой мгновение назад не было на этом месте. А ещё спустя мгновение на берегу появились люди, которые, тут он мог поклясться, не вылезли из лодки, а просто возникли на берегу. А ещё через мгновение он узнал их! Как же не узнать храбрецов, поднявшихся против негодяя-чиновника в прошлом году! А ещё через мгновение, проявив догадливость и прыть, он мчался к деревне, прислушиваясь к воплям, которые издавали его товарищи, не проявившие такой же догадливости и быстроты. Увы, все храбрецы были мертвы, и мертвы давно! И выражение их мёртвых лиц не оставляло сомнений, что это не тот случай, когда юрей явился сказать последнее прости своим бывшим друзьям и родным. Казалось, вместе с отрядом привидений на берег высадились гнев и ярость, что могли бы подтвердить те, кто не успел убежать с берега.

Рыбак замолчал, и слушавшие его также молчали, ибо сказать тут было нечего. Никто не подошёл к двери, никто не выглянул в окно, а когда первый луч солнца скользнул над крышами, гомон на улице затих, и люди поняли, что можно выходить из домов. Лодки, сети и прочее добро было на своих местах — призраки не польстились на чужое. Не хватало только тех рыбаков, которым не повезло оказаться на морском берегу прошлым вечером. Их судьба так и осталась неизвестной. Следующая ночь прошла спокойно, как и последующая и десятки других ночей. Но когда год совершил очередной круг и наступила годовщина возвращения отвергнутых героев, морской берег был пуст. Никого не было ни на окраине деревни, ни на улицах — все мирно сидели по домам, смотрели на угли очага и старались не прислушиваться к гомону, который приближался со стороны моря, как было ровно год назад.

Рис. Битва Таира и Миналюто в заливе Данноура. Художник Цукиока Ёситоси.

Советы дилетанта: Истории о вернувшихся утопленниках не такая уж и редкость в мировом фольклоре. Утонувший человек, который не может покинуть местность, где он пошёл ко дну, — вполне обычный (если можно так сказать) герой страшных историй. Причём герой довольно мстительный по отношению к живым, просто в силу того, что они живые. Интересно, что в некоторых глухих северных районах существовало поверье, что тонущего лучше бы и не спасать: водяной разозлится, что отняли добычу, и тут уж добра не жди. Правда, ясно и то, что оставшийся без помощи человек, утонув, тоже будет настроен очень недружелюбно, так что и тут уж добра не жди. Такой вот метафизический парадокс.

В нашем случае обыватели, сами того не зная, конечно, оказались пленниками этой неразрешимой ситуации. В роли некой высшей силы, способной на разрушительный гнев, выступил не водяной, а центральное правительство. В роли разгневанных утопленников выступили герои, утонувшие в море. Гнев последних оказался более постоянным, чем гнев сёгуната. Во второй половине XIX века революция Мейдзи покончила и с сёгуном, и со всей системой власти сёгуната Токугава, превратив их в страничку истории. Но двадцать пять мёртвых храбрецов продолжили каждый год исправно посещать родной остров и искать встречи с потомками тех, кто когда-то не пожелал протянуть руку помощи. Согласно легенде, этот день приходится на двадцать четвёртое января, если говорить применительно к нашему календарю. Те, кто достаточно рассеян, чтобы оказаться на улице в эту ночь, пропадают без следа либо возвращаются совершенно помешавшимися.