Читаем Японские трехстишия полностью

Не мудрено, что за века своего существования старинные хокку обросли слоями комментариев. Чем богаче подтекст, тем выше поэтическое мастерство хокку. Оно скорее подсказывает, чем показывает. Намек, подсказ, недоговоренность становятся дополнительными средствами поэтической выразительности. Тоскуя об умершем ребенке, поэт Исса сказал:

Наша жизнь — росинка.Пусть лишь капелька росыНаша жизнь — и все же…

Роса — обычная метафора бренности жизни, так же как вспышка молнии, пена на воде или быстро опадающие цветы вишни. Буддизм учит, что жизнь человека кратка и эфемерна, а потому не имеет особой ценности. Но отцу нелегко смириться с потерей любимого ребенка. Исса говорит «и все же…» и кладет кисть. Но само его молчание становится красноречивей слов.

Вполне понятно, что в хокку есть недоговоренность. Стихотворение состоит всего из трех стихов. Каждый стих очень короток в противоположность гекзаметру греческой эпиграммы. Пятисложное слово уже занимает целый стих: например, хототогису — кукушка, киригирису — сверчок. Чаще всего в стихе два значащих слова, не считая формальных элементов и восклицательных частиц. Все лишнее отжимается, отсеивается; не остается ничего, что служит только для украшения. Даже грамматика в хокку особая: грамматических форм немного, и каждая несет на себе предельную нагрузку, иногда совмещая несколько значений. Средства поэтической речи отбираются крайне скупо: хокку избегает эпитета или метафоры, если может без них обойтись.

Иногда все хокку целиком — развернутая метафора, но ее прямое значение обычно скрыто в подтексте.

Из сердцевины пионаМедленно выползает пчела…О, с какой неохотой!

Басё сложил это стихотворение, расставаясь с гостеприимным домом своего друга.

Было бы, однако, ошибкой в каждом хокку искать подобный двойной смысл. Чаще всего хокку — конкретное изображение реального мира, не требующее и не допускающее никакого другого толкования.

Поэзия хокку была новаторским искусством. Если с течением времени танка, отдалившись от народных истоков, стала излюбленной формой аристократической поэзии, то хокку стало достоянием простого люда: купцов, ремесленников, крестьян, монахов, нищих… Оно принесло с собой простонародные выражения и жаргонные слова. Оно вводит в поэзию естественные, разговорные интонации.

Местом действия в хокку стали не сады и дворцы аристократической столицы, а бедные улицы города, рисовые поля, большие дороги, лавки, харчевни, постоялые дворы…

«Идеальный», освобожденный от всего грубого пейзаж — так рисовала природу старая классическая поэзия. В хокку поэзия вновь обрела Зрение. Человек в хокку не статичен, он дан в движении: вот уличный разносчик бредет сквозь снежный вихрь, а вот работник вертит мельницу-крупорушку. Та пропасть, которая уже в десятом веке легла между литературной поэзией и народной песней, стала менее широкой. Ворон, долбящий носом улитку на рисовом поле, — образ Этот встречается и в хокку, и в народной песне.

Канонические образы старых танок уже не могли вызвать того непосредственного чувства изумления перед красотой живого мира, которое хотели выразить поэты «третьего сословия». Нужны были новые образы, новые краски. Поэты, так долго опиравшиеся только на одну литературную традицию, обращаются теперь к жизни, к реальному окружающему их миру. Старые парадные декорации убраны. Хокку учит искать скрытую красоту в простом, незаметном, повседневном. Прекрасны не только прославленные, много раз воспетые цветы вишен, но и скромные, незаметные на первый взгляд цветы сурепки, пастушьей сумки, стебелек дикой спаржи…

Внимательно вглядись!Цветы пастушьей сумкиУвидишь под плетнем.(Басё)

Хокку учит ценить и скромную красоту простых людей. Вот жанровая картинка, созданная Басё:

Азалии в грубом горшке,А рядом крошит сухую трескуЖенщина в их тени.

Это, наверно, хозяйка или служанка где-нибудь в бедной харчевне. Обстановка самая убогая, но тем ярче, тем неожиданней выделяются красота цветка и красота женщины. В другом стихотворении Басё лицо рыбака на рассвете напоминает цветущий мак, и оба они одинаково хороши. Красота может поражать, как удар молнии:

Едва-едва я добрел,Измученный, до ночлега…И вдруг — глициний цветы!(Басё)

Красота может быть глубоко скрыта. В стихах хокку мы находим новое, социальное переосмысление этой истины — утверждение красоты в незаметном, обыденном, и прежде всего в простом человеке из народа. Именно таков смысл стихотворения поэта Кикаку:

Вишни в весеннем цветуНе на далеких вершинах горТолько в долинах у нас.
Перейти на страницу:

Похожие книги

«Может, я не доживу…»
«Может, я не доживу…»

Имя Геннадия Шпаликова, поэта, сценариста, неразрывно связано с «оттепелью», тем недолгим, но удивительно свежим дыханием свободы, которая так по-разному отозвалась в искусстве поколения шестидесятников. Стихи он писал всю жизнь, они входили в его сценарии, становились песнями. «Пароход белый-беленький» и песни из кинофильма «Я шагаю по Москве» распевала вся страна. В 1966 году Шпаликов по собственному сценарию снял фильм «Долгая счастливая жизнь», который получил Гран-при на Международном фестивале авторского кино в Бергамо, но в СССР остался незамеченным, как и многие его кинематографические работы. Ни долгой, ни счастливой жизни у Геннадия Шпаликова не получилось, но лучи «нежной безнадежности» и того удивительного ощущения счастья простых вещей по-прежнему светят нам в созданных им текстах.

Геннадий Федорович Шпаликов

Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия