Японский любовник

Когда прошло двадцать минут, Натаниэль решил, что их обманули и пора возвращаться, но Альма напомнила, что в этой стране пунктуальность не в чести, и вошла в «Сапату». Там она жестами попросила позвонить и набрала номер Рамона; после девяти гудков ей по-испански ответил женский голос, объясниться не удалось. Около четырех часов, когда уже и Альма согласилась уходить, на углу остановился «форд» модели 1949 года, горохового цвета, с затемненными задними стеклами — как и описывал Рамон. Спереди сидели двое: за рулем — молодой человек с рябым от оспы лицом, с хвостиком и кустистыми бакенбардами; второй вышел, чтобы пропустить американцев в машину, поскольку дверей было всего две. Второй представился Рамоном. Лет ему было за тридцать, усики как две тонкие ниточки, набриолиненные волосы зачесаны назад, белая рубашка, джинсы, остроносые сапоги на каблуках. Оба мексиканца курили. «Деньги», — потребовал Рамон, как только приезжие сели в машину. Натаниэль заплатил, усатый пересчитал бумажки и сунул в карман. Мексиканцы не произнесли больше ни слова на всем протяжении пути, который Альме и Натаниэлю показался долгим; они решили, что повороты специально накручивают, чтобы их запутать, — это была напрасная предосторожность, ведь приезжие не знали города. Альма, прижавшись к Натаниэлю, прикидывала, как бы обернулась ситуация, если бы она приехала в одиночку, а Натаниэль боялся, что эти люди, уже с деньгами в кармане, легко могут их пристрелить и выбросить в овраг. Дома они никому не сказали, куда направляются, и могут пройти недели или месяцы, прежде чем семья узнает об их участи.

В конце концов «форд» остановился на какой-то улице; им велели ждать, парень с бакенбардами вышел, второй остался караулить их в машине. Водитель зашел в нешикарного вида типовой дом, один из многих подобных на этой улице. Квартал показался Натаниэлю бедным и грязным, хотя здесь не следовало судить по меркам Сан-Франциско. Водитель вернулся через несколько минут. Натаниэлю приказали выйти, обыскали с ног до головы и повели в дом, держа под руки, но он, ругнувшись по-английски, резко вывернулся. Удивленный Рамон сделал примиряющий жест. «Спокойно, дружок, все в порядке», — рассмеялся он, сверкнув золотыми зубами. Он предложил сигарету, Натаниэль закурил. Второй помог Альме выйти из машины, и все вошли в дом, который, вопреки опасениям Натаниэля, не выглядел как бандитский притон, а походил на скромное семейное жилище — душное и темное, с низким потолком и маленькими окнами. В комнате на полу двое мальчишек играли в свинцовых солдатиков, из мебели там были стол со стульями и накрытый полиэтиленом диван, люстра была необычная, с бахромой, вентилятор грохотал, как лодочный мотор. Из кухни доносился запах вареного лука, женщина в черном что-то помешивала на сковородке — она обратила на пришедших столь же мало внимания, как и мальчики. Водитель с бакенбардами предложил Натаниэлю стул, а сам отправился на кухню; Рамон тем временем повел Альму по короткому коридору в другую комнату, где вместо двери на пороге висело покрывало.

— Подождите! — остановил его Натаниэль. — Кто будет проводить операцию?

— Я, — ответил Рамон, который, по-видимому, единственный здесь хоть немного говорил по-английски.

— Вы что — врач? — спросил Натаниэль, глядя на его руки с длинными полированными ногтями.

Последовала еще одна обворожительная улыбка, еще одно подмигивание, новые успокаивающие жесты и несколько малопонятных фраз про большой опыт в подобных делах и про то, что дел всего-то на пятнадцать минут, никаких проблем. «Анестезия? Нет, приятель, тут ничего такого не надо, зато вот что поможет». Он протянул Альме бутылку текилы. Поскольку девушка колебалась и смотрела на бутылку с недоверием, Рамон сам хорошенько приложился, обтер горлышко рукавом и снова предложил напиток пациентке. Натаниэль увидел ужас на бледном лице кузины и за секунду принял самое важное решение в своей жизни.

— Рамон, мы передумали. Мы поженимся, и у нас будет ребенок. Деньги можете оставить себе. [19]