Японский парфюмер

— Не знала, но мы с ней очень подружились. Алина была незаурядной женщиной — красивой, умной, с сильным характером, который почему-то принято считать мужским, хотя где они, эти мужчины с мужским характером? Товарища в беде ни за что бы не бросила! — Лидия Антоновна вздохнула. — Как несправедливо устроена жизнь! Ей бы жить да жить, а вот, поди ж ты, нет ее больше. Просто не верится. — Она замолчала, печально покивала. — Знаете, она бывала у меня дома, я угощала ее кофе и миндальным печеньем, она его очень любила… Она рассказывала мне о своей жизни. Она очень хотела детей, но… она не была счастлива в семейной жизни, может, потому и детей не было. А может, наоборот, была несчастлива, потому что их не было. Она никогда не жаловалась, гордость не позволяла, но ведь одна женщина всегда поймет другую, правда? Я видела ее мужа всего один раз, но и этого было вполне достаточно. Она как-то привела его к нам на вечер, на Новый год, кажется. Внешне ничего, представительный, но какой-то вялый, замороженный, весь вечер просидел молча, только зыркал исподлобья. Мы все решили, что он ей не пара. Она была намного интереснее, образованнее. И я думаю, она его не любила. — Голос Лидии Антоновны понижается до шепота. — Может, и детей не было, потому что не любила. Она даже его фамилию не взяла, оставила свою. А потом этот дурацкий конфликт из-за сухого молока… Она очень переживала. Наш Игорь Петрович — прекрасный человек, но иногда бывает крут. Мы все думали, что он ее уволит. И Савика, Савелия Константиновича, нашего бухгалтера, вместе с ней.

— А при чем здесь ваш бухгалтер? — Я насторожилась — «сделала стойку», как дядюшкин курцхар при виде соседских кур, за неимением уток.

— Ну, как же, — глаза Лидии Антоновны сияли мягким растроганным блеском, — у них же любовь была… как в кино. Алина мне сама рассказала. Но я и так все знала. Все знали. Да они ничего и не скрывали. То есть, конечно, Алиночка не скрывала, говорила: «Любовь — это святое, это самое большое чудо на свете, горе тем, кто разлучит влюбленных…» Савик, правда, стеснялся. Ну, да он всегда глазки прятал… Ничего особенного, такой незаметный человечек, совсем не герой, но вот поди ж ты, рассмотрела она в нем что-то. Говорила мне: «Он такой нежный, добрый, доверчивый, как ребенок». — Голос Лидии Антоновны приобретает мечтательные интонации. — Почему именно он, а не более подходящий ей сильный и мужественный человек? Любовь слепа, да и слава богу, а то род человеческий повывелся бы. Встречались они где-то там, подальше от людских глаз, бродили, смотрели на звезды.

«Ах, он знает названия звезд!», «Ах, он пишет стихи!». А кто их не пишет сейчас? Правда, я никогда бы не подумала, что Савик сочиняет стихи. «Ах, он такой беззащитный!». И, разумеется, готова была за Савика в огонь и в воду, — голос Лидии Антоновны журчит как ручеек, и, к своему ужасу, я чувствую, что меня начинает клонить в сон. Не надо было налегать на вареники!