Японский резидент против Российской империи. Полковник Акаси Мотодзиро и его миссия 1904-1905 гг.

Акаси активно эксплуатировал и сумел развить агентурные связи, полученные в наследство от своего предшественника на посту военного атташе. К их числу относились контакты, шедшие через японского стажера Петербургского университета Уэда Сэнтаро. Уэда информировал Акаси о настроениях столичного студенчества и слухах, которые циркулировали в кругах радикально настроенной молодежи. Именно благодаря ему в 1903 г. он познакомился и затем нанял в качестве учителя русского языка 30-летнего латышского студента «Брауна» — под этим псевдонимом скрывался видный впоследствии деятель латышского социал-демократического движения, а с 1914 г. большевик Янис Янсонс (1872-1917). От него Акаси впервые получил более или менее достоверные сведения о состоянии революционного движения не только в самой России, но и на национальных окраинах империи, в первую очередь — в Прибалтийском крае. В годы русско-японской войны «Браун» информировал японское правительство о планах высшего российского военно-морского командования[5].

К. Оои

Не сумев установить прямые контакты с вождями российской революции, Акаси уже с 1903 г. начал проявлять повышенный интерес к финским оппозиционерам. Узнав из газет об их высылке из Финляндии за антиправительственную деятельность, он даже вознамерился посетить ссыльных лично, но от этого плана его отговорил тот же Уэда, сославшись на «очень плохой русский» своего патрона^{17}. В последующие годы Уэда, занимая в японском посольстве скромный пост переводчика, поставлял информацию о положении дел в России, а затем и в СССР напрямую в МИД Японии.

В начале 1904 г. в японскую миссию в Петербурге явился посетитель. Это был австрийский подданный инженер Николас (Миклош) Балог де Таланта (M.(N.) Balogh de Galantha[6]), который торговал в России оружием и постоянно жил в Петербурге. В ходе беседы с этим венгром выяснилось, что ему доводилось бывать в Финляндии, которая в те годы входила в состав Российской империи на правах Великого княжества. В бытность в Гельсингфорсе, через университетского профессора-филолога Е.Н. Сетала (E.N. Setala), говорившего по-венгерски (финский и венгерский языки принадлежат к одной языковой группе), он познакомился с представителями финского оппозиционного движения. Обращаясь теперь в японское посольство, Балог не преследовал материальных выгод. Явившись туда, он объяснил, что стремится выступить посредником между японскими дипломатами и деятелями антицаристской финской оппозиции, которая борется за расширение автономии Великого княжества. Акаси понял, что судьба посылает ему шанс, и со своей стороны просил Балога уведомить финских оппозиционеров, что весьма заинтересован в личной встрече с ними.

В дальнейшем венгр не только возглавлял тайную японскую осведомительскую сеть на территории России, но снабдил Акаси стокгольмским адресом видного финского ссыльного оппозиционного деятеля Йонаса Кастрена (Jonas Castren). Однако сам Кастрен о своей намечаемой встрече с японцем предварительно в известность поставлен не был, и это едва не привело к недоразумению, чуть было не провалившему все дело.

Акаси в Стокгольме: создание шпионской сети, ее цели и задачи

10 февраля 1904 г., в день публикации манифеста микадо о начале войны и спустя считанные дни после вручения посланником Курино ноты о разрыве отношений с Россией, японская миссия в полном составе выехала из Петербурга в Германию. Накануне отъезда Акаси рассчитался со своей немногочисленной секретной агентурой в российской столице, оставив ее на попечение Балога. 14 февраля, сразу по приезде в Берлин, он отправил на стокгольмский адрес Кастрена письмо, в котором, извещая о своем скором прибытии в столицу Швеции, просил личной встречи. Ответа не последовало. Тем не менее, явившись 19 февраля в Стокгольм и остановившись в первоклассном отеле «Rydberg» в центре шведской столицы[7], Акаси не медля отправил Кастрену портье с повторной письменной просьбой о рандеву. Кастрен, как мы уже знаем, о планах Акаси уведомлен не был, а «почтальон»-портье имел репутацию провокатора. В общем, финны решили подстраховаться и вернули Акаси его записку с пометкой, что письмо направлено не по адресу.

Ридберг-отель в начале XX в.

Раздосадованному Акаси тот вечер скрасил только неожиданный визит высокого представительного господина. Это был журналист и политический эмигрант Конни Циллиакус. Именно эта встреча во многом определила последующую деятельность Акаси, направленную на финансовую поддержку российских революционеров.