Наконец Есимура опустился на раскладушку. Ощущение напряжения, которое он испытывал до сих пор, спало - тело вдруг отяжелело, и он лег, ожидая, пока Такано и Тадзаки не вымоются и не переоденутся.
Парусиновая раскладушка мягко просела под его тяжестью; казалось, он опускается в пропасть. Он чувствовал необходимость как-то сосредоточиться, обдумать будущее, но мысли были бессвязными, хотя он чувствовал какую-то легкость. События дня проплывали одно за другим и как бы наслаивались одно на другое.
Переменив одежду, Такано и Тадзаки совершенно преобразились. Австралийская форма забавно топорщилась на них, но они мрачно, без улыбки оглядели друг друга. Одежда была не новой, но чистой, выстиранной и опрятной. Однако для чего их переодели? Выдать пленным свою военную форму, не допросив, - в японской армии такое было бы совершенно немыслимо.
Снова пришли двое солдат. На этот раз они принесли канистру с бензином. Войдя за ограждение, они сразу же заметили, что Такано надел свои ботинки, и приказали сменить их. Затем они взяли ботинки Такано, подхватили одежду, сложенную у палатки, и понесли ее за ограду. Они несли ее не в руках, а на конце палки. По дороге чье-то фундоси упало и длинной лентой растянулось по земле. Солдат поддел его палкой.
Они не могли смотреть на манипуляции солдата без чувства унижения и какой-то безотчетной враждебности.
А солдаты облили одежду бензином, чиркнули спичкой и подожгли ее. Трое пленных хмуро следили за тем, как огонь пожирает их вещи. От костра шел тошнотворный запах. Острое чувство жалости к себе, печаль и вместе с тем ощущение освобождения охватили Есимуру. Он словно избавился от какой-то тяжести.
Тряпье, как видно, горело плохо. Солдаты усердно ворошили груду одежды палками и подливали бензин, и все это они делали с видом деловитым и бесстрастным. «Значит, им часто приходится выполнять такие поручения, - подумал Есимура. - Тогда где же все те пленные, чью одежду они сжигали? Может быть, их отправили в Австралию, как писали в листовках?»
- Господин фельдфебель! - обратился Есимура к Такано, когда костер догорел. - Раз они выдали нам эту форму, наверно, ничего плохого не сделают? Как вы думаете?
- Почему? - спросил Тадзаки.
- А зачем менять одежду пленным, если их собираются пытать или убивать.
- Гм… - задумался Тадзаки. - Может, ты и прав.
Такано молчал. С самого утра, с тех пор как их схватили, он не проронил ни слова и почти не реагировал на то, что происходило вокруг. Такано был не из тех, кто теряется в новой обстановке, напротив, в любых условиях он сохранял твердость и решительность - за это качество его уважали и низшие чины и офицеры. Однако теперь он как-то сник.
- Значит, что же, увезут куда-нибудь и заставят работать? - продолжал Тадзаки.
- Наверно, так и будет. Недаром же они пишут об этом в листовках, - сказал Есимура.
- Стало быть, в Австралию увезут?
- Ну да. Отправят в Австралию, и будем там вкалывать на фермах.
- И как ты на это смотришь?
- А что я могу сделать? Теперь уж ничего не изменишь.
Приближался полдень. На кухне началась суета. Видно было, как за проволочной сетчатой дверью струится пар, слышались голоса и звяканье посуды. В воздухе стоял запах вареных овощей.
К кухне со всех сторон шли солдаты, они несли алюминиевые судки, похожие на коробки для завтрака - «бэнто-бако». Позвякивая судками, солдаты выстроились в очередь вокруг кухни. Получив обед, они уходили в столовую.
- А нам-то дадут пожрать? - спросил Тадзаки, с любопытством наблюдавший эту картину.
- Может быть, и дадут, - ответил Есимура.
- Наверно, когда эти кончат есть.
- Угу. Впрочем, если и дадут, то остатки, конечно.
- А черт с ними! Лишь бы досыта! Я вот сегодня утром за цикадами ходил - ни одной не поймал.
- А вдруг их еда нам не годится. Вдруг нас понос прохватит?
- Кажется, картошкой пахнет? - Тадзаки повел носом.
- И молоком, - сказал Есимура.
В это время один из охранников окликнул пленных в соседней палатке. Качаясь от слабости, двое японцев поплелись к выходу. Их палатка была ближе к воротам, чем та, в которой находились Есимура, Такано и Тадзаки. Они шли медленно, еле волоча дрожащие ноги в огромных ботинках. Редкие, как младенческий пух, тусклые волосы свидетельствовали о тяжелой дистрофии.
Охранник открыл ворота раньше, чем они добрались до них. Другой охранник принес с кухни судки и вручил пленным.
- Ага! Жратву дают! - радостно воскликнул Тадзаки. И пока они молча смотрели, как их соседи получают еду, появились двое солдат, которые занимались их одеждой, с такими же судками в руках.
Они молча вошли за ограждение, держа в одной руке похожие на «бэнто-бако» судки, а в другой - эмалированные кружки. Поставили судки на полотняные раскладушки, торжественно произнесли: «Намба ван» - и кивком велели есть.