Приказ о переброске дивизии из Центрального Китая на юг они получили в декабре сорок второго года. Если бы не этот приказ, через два месяца кончился бы срок службы старшего унтер-офицера Ёсимуры и всех других, кто был призван в тридцать восьмом году. Когда вышел приказ, солдаты сначала огорчились, но возможность участвовать в военных действиях теперь, когда началась великая восточноазиатская война и императорская армия, словно огненный смерч, ринулась на юго-запад Тихого океана, показалась им заманчивой. «Ну ладно. Наверно, это ненадолго… Отчего бы и не прокатиться за казенный счет», — шутили солдаты, поднимаясь на судно в Шанхае.
И действительно, вначале, когда они высадились на этот остров, было не так уж плохо. Здесь, по другую сторону экватора, все казалось им удивительным. Особенно поразили их местные жители: иссиня-черная кожа, набедренные повязки, обычай продевать в уши и ноздри белые кости животных. Будет о чем рассказать дома!
Однако мечта о быстром возвращении домой померкла уже через полгода после высадки на остров. Американская армия начала контрнаступление с острова Гуадалканал, перерезала в августе сорок третьего года все транспортные коммуникации с севера и в ноябре высадилась на остров Б. С тех пор они чуть не каждый день хоронили своих товарищей — люди умирали от голода, малярии, погибали во время артиллерийского обстрела; в роте, насчитывавшей более двухсот человек, осталось всего двадцать. Мысль о том, что и он может погибнуть здесь, на этом острове, жалкой смертью, казалась Ёсимуре невыносимой. Он боялся смерти.
Ёсимура боялся смерти и семь лет назад, когда его призвали в армию, он хотел во что бы то ни стало вернуться домой живым. Когда пришло известие, что его племянник Ногами Тосио погиб на поле боя в Северном Китае и односельчане, шумно обсуждавшие это событие, называли смерть Тосио большой честью для деревни, он слышал, как мать тихо прошептала: «Мертвые чести не имут». Он тоже так думал. Он не ощущал, что в словах «смерть на поле боя» заключено нечто большее, чем просто смерть. Но он боялся прослыть малодушным и потому всегда поступал так, как поступали другие. Страх смерти неотступно следовал за ним, но это был страх в предвидении возможной смерти. Поэтому, как только отдалялась эта возможность, сам собой исчезал и страх. Случайно (это было действительно чистой случайностью) он уцелел. Однако теперь дни его были явно сочтены — жизнь таяла, как месяц на исходе. И эта близость смерти была невыносимой.
Тем не менее Ёсимура никак не мог решиться бежать вместе с Мадзимой на остров С. Его останавливало не столько чувство долга, сколько неопределенность их будущего. Возможно, им повезет, они переберутся на остров и спокойно устроятся там, но что их ждет потом? Смогут ли они вернуться в Японию, когда кончится война? И вообще, чем еще обернется для них эта война? Что будет с Японией?
Дней пять назад ефрейтор Аоки ходил в штаб батальона. Вернувшись, он рассказал, что в Японии все, даже старики и старухи, учатся сражаться бамбуковыми пиками. Последние сообщения из Японии, напечатанные в батальонном листке, как уверял морской офицер, тайно прибывший на аэролодке, свидетельствовав ли о решимости японского народа стоять насмерть. «Значит, и мои родители, владельцы бакалейной лавки в префектуре К., и младшие сестры, — думал Ёсимура, — сейчас тоже ходят на военные учения». И он представил себе эту картину. Во дворе начальной школы, где он работал перед уходом в армию, собрались деревенские старики и ребятишки, а офицер обучает их сражаться бамбуковыми пиками, как учат солдат приемам штыкового боя.
Ёсимура больше не верил, что Япония выиграет войну. Он давно уже убедился, что военные сводки главной ставки далеки от действительного положения вещей. Уже отданы Филиппины, остров Сайпан, острова Волкано — американская армия неуклонно продвигается вперед. Все говорит о неизбежном поражении Японии. А если они проиграли войну и сто миллионов японцев погибнут смертью героев, что будет со страной по имени Япония?
Однако, сколько бы Ёсимура ни думал об этом, ничего изменить он не мог. Да и не его ума это дело. Кто он, в конце концов, — всего лишь унтер-офицер! К тому же Япония, семья, родная деревня казались сейчас такими далекими, ушли куда-то на задний план. Не лучше ли обдумать, как они будут жить вдвоем с Мадзимой на острове С. Но Ёсимура не мог расстаться со своими сомнениями. Он перебирал в уме всевозможные варианты, и то ему казалось нехорошо, и это плохо, а силы воли, чтобы решиться на что-нибудь, не хватало.
Когда начались бои у реки Преак, ефрейтор Кубо предложил Ёсимуре перейти на сторону противника, но Ёсимура, конечно, отказался. Он и теперь не собирался сдаваться в плен (возможно, потому, что еще меньше, чем в случае побега на остров С., верил в благополучный исход). Но он долго не мог забыть страшную картину, как ефрейтор Кубо, волоча изъеденную трофической язвой ногу, один уходит в джунгли. Кубо сказал, что все равно сдастся в плен. Ёсимура подумал, что сам бы он на такое не отважился.