Японский тиран. Новый взгляд на японского полководца Ода Нобунага

Мнимое самообожествление Нобунага стало одним из самых известных мифов о нашем герое; и японские, и западные исследователи обосновывали свои версии того, какие цели при этом преследовал Нобунага. Все истории Японии, написанные иезуитами, начиная с Луиса Гузмана, полностью приводят эту историю. А в начале 1970-х годов Асао Наохиро, опираясь на свидетельства Фройса о самообожествлении Нобунага, теоретизировал на тему, что Нобунага достиг власти, которая по природе являлась абсолютной и религиозной[546]. Более того, идея о том, что Нобунага занялся самообожествлением, получила широкий общественный резонанс и часто подается как непреложный факт в популярной литературе[547].

Однако у нас имеются веские причины подвернуть сомнению свидетельства Фройса. Во-первых, они не подкрепляются японскими источниками, в то время как остальные сведения Фройса обычно легко сопоставляются с данными японских современников. Во-вторых, его письмо от 5 ноября 1582 года в ряде пунктов расходится с его более ранними отчетами. Для начала, письмо за 1582 год адресовано Главе ордена, которому Фройс писал из Кутиноцу 31 октября 1582 года, то есть всего за 5 дней до письма, в котором содержится описание смерти Нобунага. Последняя часть письма за 1582 год, в котором обсуждаются военные события года, основана на информации, которую Фройс получил из Адзути и которая была записана 17 июня, то есть всего за четыре дня до гибели Нобунага. Таким образом, во время написания письма, датированного 31 октября, Фройс не знал о том, что Нобунага и Нобутада уже нет в живых, хотя со времени их смерти минуло уже более четырех месяцев. Фройс рассказывает, что Нобутада покорил провинции Каи и Синано и что Нобунага также отправился в восточные провинции с армией в 80 000 человек несколько недель спустя после того, как его сын начал там кампанию. После падения Такэда, пишет Фройс, в Восточной Японии сопротивление Нобунага продолжает оказывать только провинция Этиго, «но с этим также будет вскоре покончено». Также Фройс сообщает, что Нобутака с армией в 14 000 человек собирается высадиться на Сикоку[548]. Наконец, примечательно, что в письме за 1582 год ни слова не говорится о, безусловно, главном событии года в Японии — смерти Нобунага. В высшей степени маловероятно, чтобы Фройс получил известие об этом в период с 31 октября, дня отправки ежегодного письма, по 5 ноября, когда он докладывает о случившемся в Хоннодзи. Информация о гибели Нобунага должна была распространиться по всей Японии за считаные недели, а не месяцы, и дойти даже до такого захолустья на острове Кюсю, как Кутиноцу. Однако в ежегодном письме нет ни слова о том, что случилось 21 июня, равно как и ни малейшего намека на что-либо, что могло бы свидетельствовать о попытках самообожествления Нобунага. Из чего следует заключить, что Фройс писал письмо от 5 ноября 1582 года не просто для того, чтобы сообщить о гибели Нобунага, но и для того, чтобы дать хорошо продуманное объяснение произошедшей катастрофе.

История, рассказанная Фройсом, в высшей степени маловероятна. Во-первых, явно было не в характере такого человека, как Нобунага, обещать кому-либо награды в будущей жизни за почитание его самого в жизни этой. Ведь, в конечном счете, по информации того же Фройса, да и других иезуитов, Нобунага последовательно отрицал загробную жизнь. В своем первом подробном отчете о Нобунага, датированном 1 июня 1569 года, Фройс писал: «Он открыто заявляет, что нет ни создателя мира, ни бессмертия души, ни жизни после смерти»[549]. Должны ли мы верить, что к 1582 году Нобунага кардинальным образом поменял свои взгляды? Или информация Фройса о том, что Нобунага якобы обещал щедрые награды в будущей жизни тем, кто придет поклониться ему в Сокэндзи, не соответствует действительности? В письмах иезуитов от 1580 года сообщается, что, по завершении строительства Адзути в этом году, Нобунага заявил, что каждый, кто хочет, может посетить замок[550]. Фройс, очевидно, обладал богатым воображением и вполне возможно, что он принял приглашение посетить новый замок за приказ почитать его хозяина как божество. В 1581 году отец Лоуренсо Мехиа также написал, что «гордыню этого язычника невозможно описать словами, поскольку он почитает себя почти за божество и не считает никого равным себе». Но в данном случае мы, очевидно, имеем дело с гиперболой, риторическим приемом, который не следует воспринимать буквально[551].