Хидэёси тщательно спланировал церемонию, ведь иначе ее общественная значимость могла быть утрачена. Похороны происходили 10 ноября 1582 года, но монахам Дайтокудзи заплатили уже за месяц до того[559]
. Выбор Дайтокузи в качестве места похорон было логичным и умным: Нобунага поддерживал дружеские связи с этим храмом. Кроме того, Дайтокудзи являлся одним из наиболее известных дзэнских институтов в Японии, что, безусловно, было на руку Хидэёси. В день похорон императорский двор торжественно объявил, что Нобунага посмертно назначен на пост первого министра[560]. Другим свидетельством императорского одобрения должны были стать Сутра Лотоса и иные буддийские тексты, которые двор, наследный принц и аристократы посылали в Дайтокудзи. Кроме того, на похоронах присутствовало большое количество знати. Последним штрихом к картине беззаветной преданности Хидэёси стало участие в процессии четвертого сына Нобунага, Оцугимару (Ода Хидэкацу, 1568–1585). Неудивительно также, что Хидэёси, не имевший детей, усыновил его.Фройс заявляет, что Хидэёси организовал похороны для того, чтобы укрепить свою популярность в высших и низших слоях общества. На первых взгляд, все происходившее казалось «честным и оправданным». В свете предыдущих хвалебных описаний Нобунага, принадлежащих Фройсу, небезынтересно, на наш взгляд, привести и его подробное описание похорон[561]
:Японские источники подтверждают описание похорон Нобунага, принадлежащее перу Фройса. Среди даймё из близлежащих провинций были Хосокава Фудзитака из провинции Танго и Икэда Цунэоки из провинции Сэтцу. Примечательно, что Фройс называет ритуал приличествующим «знатному лицу, подобному королю» — каковым Нобунага, безусловно, являлся, но не проводит никакой связи между происходящей церемонией и «самообожествлением» Нобунага. Создается впечатление, что Фройс совершенно позабыл о своих обвинениях Нобунага в божественных устремлениях. Фройс сообщает, что Хидэёси приказал поместить в Дайтокузи статую своего господина в полном придворном облачении, что подтверждает факт посмертного назначения Нобунага первым министром. Однако статуя никоим образом не свидетельствует об обожествлении Нобунага. Скорее, можно сделать вывод, что взаимоотношения Нобунага с императорским двором в значительной степени определили мнение современников о нем. Как бы то ни было, но описание похорон Нобунага лишний раз свидетельствует о том, что заявления Фройса о его обожествлении не имеют под собой никаких оснований.