Описание, приведенное в «Синтё-ко ки», показывает, что строительство было превосходно организовано. Нет ничего удивительного в том, что весь этот спектакль привлек огромное количество блистательной аристократии, поэта (там присутствовал Сатомура Дзёха), жителей Киото и даже иностранного миссионера. Луис Фройс присутствовал, среди многих других зрителей, на строительной площадке в апреле 1569 года. Увиденное так потрясло его, что он сравнил строительство резиденции сёгуна с «возведением храма в Иерусалиме» и с «творениями Дидоны Карфагене». Фройс оценивает общее количество рабочих в 25 тысяч человек, и даже в относительно спокойный день на строительстве трудилось не менее 15 тысяч человек. Нобунага непрерывно находился на строительной площадке, постоянно отдавал приказания. Его можно было часто видеть с мотыгой или тростью в руках. Стены резиденции возводились из камня, что было новшеством для Японии, и по приказу Нобунага даже буддистские статуи превращали в строительный материал. Вокруг крепости выкопали широкий ров, через который перекидывался подъемный мост. В воде, заполнившей ров, плавали утки. Перед мостами соорудили трое больших ворот, а внутри крепостных стен вырыли еще один, уже меньший, ров. Внутренний двор отличался изысканностью и чистотой. Однако более всего удивляла та необычайная скорость, с которой был выполнен замок Нидзё: за 70 дней Нобунага сделал то, на что определенно требовалось четыре или пять лет[109]
.Нобунага превратил замок Нидзё в крепость, равной которой не было ничего, в символ своей власти и могущества. Ведь для выполнения строительных работ он приказал явиться в столицу даймё и воинам из четырнадцати провинций. Многие из них действительно пришли, и Нобунага сумел поставить под свой контроль во имя сёгуна тех, кто в ином случае вполне мог и не подчиниться ему. По окончании работ именно Нобунага дал разрешение трем провинциальным даймё вернуться домой. Одетый «в простые и грубые одежды, с тигровой шкурой, завязанной вокруг пояса, чтобы сидеть на ней», он лично руководил строительством замка Нидзё. Такой контраст между дисциплинированно ведущимся строительством и неопрятно одетым, но суровым и непреклонным главным руководителем работ производил неизгладимое впечатление на окружающих. Согласно Фройсу, «все подражали Нобунага, одеваясь в шкуры, и никто не осмеливался явиться перед ним в дворцовых одеждах». Время от времени появлялся сёгун, чтобы посмотреть на ход работ, но в остальных случаях он выражал мало заинтересованности в их исходе. Неудивительно, что все внимание присутствовавших было приковано к Нобунага, который вызывал порой диаметрально противоположные чувства: от изумления и восхищения до страха и ужаса[110]
. Формально строя резиденцию для своего номинального господина, сёгуна Ёсиаки, Нобунага, в то же время, работал и на себя самого. Ведь, в конце концов, «все могли ясно видеть почести, воздаваемые Нобунага», а не сёгуну. В этом отношении замок Нидзё стал своеобразным символом союза Нобунага и Ёсиаки между 1568 и 1573 годами.30 января 1569 года Нобунага издал документ, названный «Постановления о резиденции сёгуна» («Дэнтю Онъокитэ»), который тесно связан со строительством замка Нидзё. «Постановления» состоят из девяти статей, к которым два дня спустя добавились еще семь в качестве «Дополнения» («Цуика»). В начале текста стояла монограмма Ёсиаки, подтверждавшая согласие сёгуна; таким образом, «документ имел государственный характер и юридическую силу и регулировал деятельность окружения сёгуна». По мнению Вакита Осаму, в этом документе устанавливаются традиционные процедуры управления военного правительства Муромати. Другие исследователи, такие как Фудзики и Элисон, подчеркивают тот факт, что те, кто не занимал посты в военном правительстве, в данном случае Нобунага, диктовали свои правила сёгуну[111]
. В действительности же «Постановления» представляют собой некую смесь официальных распоряжений и правил для сёгуна и его вассалов. Ниже приводится полный текст этого документа[112]:Постановления о резиденции сёгуна
[Монограмма сёгуна]