Японский тиран. Новый взгляд на японского полководца Ода Нобунага

На первый взгляд, эти пять статей окончательно подрывают политический вес Ёсиаки. Статья первая запрещает сёгуну отправлять неофициальные письма (гонайсё) в провинции без сопроводительного письма Нобунага. В 1569 году Ёсиаки выступил с мирными инициативами как в Восточной, так и в Западной Японии, направленными на урегулирование конфликта между Мори и Отомо. По-видимому, Ёсиаки вел переговоры от своего имени, поскольку нам неизвестны какие-либо сопроводительные письма Нобунага к гонайсё, отправляемым Ёсиаки кланам Мори, Киккава и Отомо[124]. В статье 2 прямо говорится, что все исходящие от сёгуна директивы, касающиеся собственности на землю, являются недействительными. В статье 3 оговаривается предоставление сёгуну свободных земель, которыми он мог бы награждать своих подчиненных. Статья 4 провозглашает преимущественное право Нобунага заниматься делами государства (тэнка но ги), в то время как Ёсиаки должен был устраниться от этого. А в статье 5 в говорилось: «Государство (тэнка) пребывает в мире, следовательно, сёгун не должен быть непочтительным по отношению к императорскому двору». В целом, «Капитуляции» были направлены на то, чтобы свести к нулю любую политическую деятельность сёгуна, которая бы проводилась без надзора со стороны Нобунага. Роль Ёсиаки виделась Нобунага исключительно церемониальной, но отнюдь не несущественной: сёгун, по его мнению, должен был выполнять функцию связующего звена с императорским двором и одновременно ответственного за должные отношения с ним.

Историки считают ключевыми словами данного документа «тэнка» и «тэнка но ги». Тэнка обычно переводится как «государство» и часто интерпретируется как идеологическое основание права Нобунага на управление. Согласно Асао Наохиро, «осознавая себя воплощением государства, он (Нобунага) чувствовал себя призванным изменить старее порядки»[125]. Фудзики и Элисон называли отождествление Нобунага с тэнка «умным политическим ходом»[126]. Однако остается без ответа главный, по нашему мнению, вопрос: действительно ли этот ход угрожал традиционному японскому государственному строю конца эпохи Сэнгоку?

В XVI столетии слово «тэнка» имело несколько значений. Один из свидетелей этой эпохи иезуит Алессандро Валиньяно (1536–1606) географически отождествлял тэнка с Киото и окружающими его «пятью домашними провинциями» (гокинай): Ямасиро, Ямато, Идзуми, Кавати и Сэтцу. В политическом смысле Валиньяно приравнивал его к японскому «государству». «Словарь японского языка», составленный в то время, дает также определяет тэнка как «государственный строй, или государство»[127]. С самого начала японской письменной истории фраза «тэнка — амэ но сита» в ее архаическом прочтении связывалась с местом, где, и с территорией, над которой осуществлялась власть императора. К XIV столетию слово «тэнка» использовалось «для обозначения политической власти, которой наделялись сёгуны Асикага», что возвращает нас назад, к основателю предыдущего сёгуната Камакура Минамото но Ёритомо (1147–1199)[128]. Из всего вышеприведенного следует, что политическое понятие тэнка сложилось задолго до времени Нобунага.

Все это не может не навести нас на мысль, что Нобунага действительно представлял себе тэнка и свою роль в нем в качестве некоего «универсального миропорядка под его собственным покровительством»[129]. Во-первых, использование Нобунага слова «тэнка» имеет оттенки значения «Киото и окрестности». Он даже придумал такую фразу: «Ради Киото и Нобунага», в которой вместо Киото использовалось слово тэнка[130]. Во-вторых, Нобунага говорил тэнка но ги, подразумевая тем самым «дела государства». Приведенные выше слова из «Капитуляций» 1570 года очень известны. Однако статья 5 документа свидетельствует, что, по мнению Нобунага, император и сёгун занимают главное положение в системе государства, в противном случае не было бы причинной связи между заботами сёгуна об императорском дворе и миром в государстве. Уже с древних времен в Японии существовала прочная взаимосвязь между политическим понятием тэнка и Киото как местом нахождения центрального правительства, откуда управлялось государство. В 1570 году Нобунага писал Мори Мотонари (1479–1571): «Когда я находился в Киото, я взял заложников от всех даймё Кинай. Когда положение дел в стране нормализовалось, я вернулся в Гифу в середине пятого месяца»[131]. Японская хроника «Синтё-ко ки» сообщает также, что Нобунага был вынужден находиться в Киото «для приведения в порядок государственных дел». Находясь в Гифу или Адзути, он никогда этим не занимался[132].