Японский тиран. Новый взгляд на японского полководца Ода Нобунага

Нобунага решил использовать передачу в дар наследному принцу Санэхито дворца Нидзё в качестве повода для того, чтобы устроить парад знати на улицах Киото. Нобунага сообщил о своем намерении императорскому двору 2 декабря, когда его полководцы в Сэтцу уже обсуждали с защитниками Ариока условия сдачи. Через два дня после того, как войска Нобунага окончательно овладели мятежным замком, он решил, что церемония с участием наследного принца состоится 10 декабря[381]. Нобунага начал жить во дворце Нидзё только годом ранее, и современникам должно было казаться весьма странным, что он покидает его так быстро. Тем не менее, Нобунага все обставил с подобающей пышностью: по свидетельству «Тамонъин никки», парад был специально устроен в честь переселения сына Санэхито Го но Мия во дворец Нидзё. Прием молодого принца Нобунага, как сообщает источник, был задуман одновременно с парадом[382]. Утром 10 декабря более пятидесяти знатных особ и несколько членов императорской семьи вышли из дворца на улицу Итидзё и направились через улицу Муромати ко дворцу Нидзё. Возглавлял длинную процессию паланкинов и придворных Коноэ Сакихиса, доверенное лицо Нобунага. Тот факт, что он играл ведущую роль в организации всей церемонии, лишний раз подчеркивает его превосходство над остальными придворными. Источники сообщают, что процессию сопровождало не менее 300 носилыциков, слуг и глашатаев. По обеим сторонам дороги толпились зрители, пришедшие поглазеть на столь величественное зрелище. Автор одного из дневников трижды восклицает «великолепно»! Одним из самых внимательных и самым важным зрителем был сам Нобунага, несомненно, имевший в этот день все основания гордиться собой[383].

Воспоминания жителей Киото о величественной процессии еще наверняка не забылись, когда вскоре после этого по городским улицам повезли родственников Араки из Сэтцу и разместили под стражей в храме Мёкэндзи. Это произошло 2 января 1580 года. Как и придворная процессия за три недели до того, они выступили из Итидзё в час дракона (8 утра) и направились по улице Муромати. Но направлялись они не к новому дворцу, а к месту казни в Рокудзё Кавара. Как отмечает миссионер Фройс, невозможно представить большего унижения, чем предстать перед всеми таким образом, это хуже «самой смерти»[384].

Члены семьи Араки были обезглавлены при большом скоплении народа. «Эта массовая казнь стала первой подобного рода с древних времен», отмечает биограф Нобунага Ота Гюити. Примерно в том же духе высказывается он и об аристократической процессии, случившейся тремя неделями ранее: «Вся церемония была настолько восхитительной, что я не нахожу слов для того, чтобы описать ее»[385]. В эти двух противоположных комментариях отражена вся суть натуры Нобунага. Он должен был казнить заложников из замка Ариока, чтобы поддержать в глазах народа свое реноме верховного властелина. Он сделал это с такой жестокостью, словно пытаясь подчеркнуть, что это Араки Мурасигэ виновен в смерти более 600 человек (около тридцати в столице и остальных, казненных в окрестностях Ариока). В конце концов, именно Мурасигэ отказался сдаться и тем самым обрек на смерть своих родственников и вассалов. А до того, как предать родных, он предал своего господина. Нобунага уничтожил под корень клан Араки, при этом создавалось впечатление, что он сделал это с молчаливого согласия, если не одобрения, императорского двора. Горький контраст между царственной процессией и зрелищем отправленных на казнь несчастных должен был оставить глубокий след в сердцах жителей столицы и провинции. Через два дня после казни Нобунага отправился в новую императорскую резиденцию в Нидзё на встречу с придворными и наследным принцем Санэхито. Он «преподнес его высочеству большое количество золота, серебра, свитков и тому подобное», словно празднуя благополучное окончание кризиса. Нобунага показал себя расчетливым и хитрым диктатором, пользующимся поддержкой императора, который одновременно жестоко казнит и щедро награждает во имя «справедливости». На следующий день, под непрекращающимся дождем, Нобунага вернулся в Адзути, чтобы там встретить новый год. «Слава, слава», повторяет Гюити[386].