Ярче солнца

Она лежит, распластавшись на столе и свешиваясь со стула. Открытые, пустые глаза устремлены в никуда. У самого лица моргают пленки с чертежами и графиками. Под рукой зажата распечатанная схема двигателя.

У основания шеи, прямо под коротко остриженными волосами, бледнеют три зеленых пластыря. На каждом черной ручкой написано по одному слову.

Следуй.

За.

Лидером.

— Бред какой-то, — шепчу я. Если кто-то убивает тех, кто мне не подчиняется, то почему вдруг Марай? Она с самого начала была моим верным сторонником. Она неизменно вставала на мою сторону и остальных корабельщиков перетянула за собой. Сразу же согласилась создать полицию. Как главным советником Старейшины был Док, так моим — Марай.

— Кто же это сделал? — спрашиваю тихонько, хотя она, конечно, не ответит. Но это должен быть кто-то важный, так? У него либо был доступ на мостик, либо Марай знала его и поэтому открыла дверь. Помимо корабельщиков, сюда могли попасть несколько ученых, Док, Кит, ремонтники, даже Фридрик как управляющий системой раздачи продовольствия. А после кражи пластырей убить ее мог кто угодно из них.

Со стороны Шелби доносится едва слышный шум. Сжав губы, она тяжелым взглядом изучает потолок.

Хочется сказать ей что-нибудь успокаивающее, но у меня получается только выдавить:

— Теперь ты — первый корабельщик.

Она коротко кивает. Шелби не выкажет слабости, не опозорит память Марай. Из нее получится отличный первый корабельщик.

Потолок на мостике куполообразный, так же, как на криоуровне и в Большом зале. Снаружи (при мысли, что я был снаружи, на губах у меня играет смутная улыбка) мне показалось, что здесь есть окна. Конечно, они не из стекла. Стекло слишком хрупко, оно не выдержит входа в атмосферу и других опасностей космического перелета — астероидов, комет, метеоров. Но для этого подходят другие материалы — например, какой-нибудь плотный поликарбонат. Он-то и сверкал, отражая свет планеты, освещенной двумя солнцами.

Но здесь потолок металлический.

Так же, как на уровне хранителей. Старейшина спрятал под железной крышей фальшивые звезды… под такими же панелями, как здесь… и там был гидравлический подъемник… Обвожу взглядом стены и натыкаюсь у двери на переключатель с биометрическим сканером.

Стискиваю зубы. Не знаю, почему меня так удивляет, что и здесь, как везде на корабле, оказалось полно тайн.

И все эти долбаные тайны меня уже достали. Одно дело не говорить людям, что двигатель не работает — это бы всех убило, — но новая планета меняет все.

— Заблокируй дверь на мостик, — приказываю я Шелби.

Долю секунды она колеблется, потом поворачивается и, ни слова не говоря, закрывает тяжелую металлическую дверь.

— Заблокируй, — повторяю я.

— Здесь стоят замки высшей категории, — замечает Шелби. — Они полностью изолируют мостик от остального корабля.

— Я знаю.

Шелби прикладывает палец к сканеру, и замок запирается. Поворачивает выключатель, и на нее каскадом льются огни — но вместо того, чтобы освещать ее лицо, они бросают на него тень. Она выглядит неуверенно… даже испуганно. Боится оставаться в запертом помещении наедине со мной.

И с тем, что осталось от Марай.

— Сегодня я был снаружи, — говорю я Шелби, но не отрываю взгляда от пустых распахнутых глаз Марай.

— Я не понимаю, командир, — говорит Шелби.

— Снаружи. В космосе. Выходил через шлюз.

Шелби ахает.

— Мы с Эми нашли скафандры. И я увидел… Давай я лучше тебе покажу.

По дороге к дальней стене я поворачиваюсь и наклоняюсь к телу. Осторожно, со всей возможной почтительностью, я поднимаю холодное, застывшее лицо Марай вверх так, чтобы ее пустые глаза видели потолок. Это мой прощальный подарок ей.

Обойдя Шелби, прикладываю большой палец к биометрическому сканеру на стене, точно такому же, как тот, на уровне хранителей, у комнаты Старейшины. Они — как и крыша над навигационной картой — видимо, позднейшее усовершенствование. Они не были частью изначального плана корабля. Похоже, это Старейшина времен Чумы пытался такими способами скрыть правду.

— Команда? — авторизовав меня, любезным голосом спрашивает компьютер.

— Открыть, — говорю я, не в силах удержаться от улыбки.

И металлическая крыша раскалывается надвое.

Шелби с криком падает на колени, закрывая Руками голову. Ей кажется, что сам корабль треснул — я тоже так подумал, когда крыша уровня хранителей опустилась, открывая звезды-лампочки. Она ждет, что капитанский мостик вот-вот Разорвет от декомпрессии, а нас затянет в космос, и мы умрем — быстро, но болезненно, от кислородного голодания — кожа посинеет, а органы схлопнутся.

Подхожу к Шелби — от моей неторопливости ее только сильнее трясет — и сажусь рядом с ней.

— Поднимайся, — говорю я, пересиливая рычание механизма, складывающего крышу. — Ты не простишь себе, если пропустишь это.

Протягиваю ей руку. Ее ладонь дрожит, но она встает на ноги. Сначала пытливо глядит мне в глаза — не знаю, что она там ищет, — но я поднимаю голову и уголком глаза вижу, как Шелби делает то же самое.

Потому что там — Вселенная, и она мерцает над нашими головами сквозь огромное сотовидное окно. Вселенная — звезды, тьма между ними… и планета.