Читаем Яркие пятна солнца полностью

Иван Георгиевич искренне радовался моей удаче. Он сказал, что по-молдавски это называется «норок» – везение, в некотором смысле счастливая судьба. Магомет Ахильгов и его друг Борис, который вечером пришел к нам в гости, нашли, что бабочка, которую я им показал, очень красивая, и, будь у них такая возможность, они с удовольствием бы использовали мои снимки для украшения дамских зонтиков или платков – они по роду своей работы знали толк в этих вещах. «Я бы миллион таких зонтиков продал», – сказал Борис.

На другой день с утра мы опять встретились с Иваном Георгиевичем, в последний раз перед отъездом. Проговорили до обеда, а днем, зайдя в номер гостиницы, я ошарашенно остановился: моих вещей не было… Чуть позже выяснилось, что я не заплатил, как положено, до двенадцати за следующие сутки, мои вещи просто перенесли в кладовую, где я могу их получить, но все равно у меня закололо сердце: пакет с бабочкой лежал в ящике стола вместе с тетрадью, а теперь его не было.

В кладовой я лихорадочно схватил свою сумку, заглянул в нее. На самом верху вместе с тетрадью лежал смятый пакет.

Но бабочка оказалась совершенно и непостижимо цела.

Цветные слайдовые пленки я проявлял сам. слайды с Подалирием вышли особенно хорошо.

Очерк мой приняли, похвалили и напечатали в ближайшем номере журнала «Знание-сила». Потом я написал рассказ о командировке в Молдавию и назвал его так: «Норок – по-молдавски «везение». И несмотря на то, что в рассказе было мало «социального», его напечатали в «толстом» и весьма популярном журнале «Дружба народов» под названием «Бабочка». А потом и в журнале «Советский Союз», переведя на английский язык.

Осенью я написал Ивану Георгиевичу в связи с очерком о грецком орехе, опубликованным в журнале, и спросил, видел ли он еще в ботаническом саду такую бабочку.

«Нет, – ответил Иван Георгиевич, – не видел».



Тамара в красном

– С классной женщиной я познакомился недавно, – сказал мой приятель, один из друзей далекого детства, Валерий. – Тамара ее зовут. А у нее подруга есть, тоже классная, молоденькая, симпатичная. Хочешь, познакомлю? Она на вид даже лучше Тамарки – для фотографии тебе в самый раз. Думаю, она согласится. Хочешь, к ней в гости поедем? Мы с Тамарой будем, а ты с ней. С Тамаркой у нас, правда, по большому счету пока что не было ничего, но я очень надеюсь. Поедем?

Обычный дом новой застройки, недалеко от центра Москвы. Обычная однокомнатная типовая квартирка. Хозяйка и на самом деле вполне симпатичная, можно даже сказать красивая. Темной, восточной масти, действительно стройная и эффектная, лет двадцати. Тамара старше, ей что-нибудь двадцать семь. Густые светлые волосы, собранные в этакую башню, приятное лицо. Красное то ли платье, то ли костюм, не помню. И фигуру Тамары я не запомнил – разве что отметил автоматически, что для фотографии подойдет вряд ли. Да и потом не для меня ведь это – приятель усиленно ее «обрабатывает».

Выпили немного. Музыку включили, даже потанцевали чуть-чуть. И вдруг я почувствовал, что возникло что-то между мной и Тамарой. Может, быть – как на корриде – красный цвет подействовал? И не только он, а и эта золотистая башня, завитки у висков? Как когда-то у первой моей школьной любви – красное платье и завитки…

Приятель с Тамарой танцевал постоянно, мне лишь один раз досталось, но… Почувствовал я: что-то происходит между мною и ею, и ничего не поделаешь… Всеми силами я, тем не менее, старался помочь приятелю – нельзя же бесстыдно хватать чужое! Дисциплинированно танцевал с эффектной приятной хозяйкой, а потом, когда решили сделать перерыв и в кресла уселись – с подругами на коленях, – я старательно обнимал эту вполне послушную милую девушку – гладил, как и положено, и пару раз, кажется, даже поцеловал слегка.

А приятель на кресле напротив то же самое пытался делать с Тамарой. Но у него не очень-то получалось… То есть, не вперяясь, естественно взглядом, но так, искоса, я засек: ни разу даже поцеловать себя она ему не позволила.

Так мы посидели чуть-чуть и вдруг:

– Ну, хватит, ну, давайте же поменяемся, – сказала внезапно Тамара.

И тотчас встала с колен моего приятеля, с усилием даже выпуталась из его цепких объятий.

И подошла к нам.

Ничего не осталось и моей даме, как послушно встать.

И вот Тамара опускается на мои колени…

Произошло непонятное. Только что на моих коленях было великолепное, стройное женское тело, даже более стройное, более эффектное и молодое, чем у Тамары. Только что я механически обнимал его и думал, честно говоря: скорее бы это кончилось. И вдруг… Словно огонь полыхнул в нас с Тамарой мгновенно. Словно выключатель-тумблер повернул кто-то, и лампочки прямо-таки ослепительно засветились.

Каждая клеточка ее существа, кажется, излучала сладость и стремилась ко мне – точно так же, как и все мои клеточки. Мы с Тамарой поплыли в едином, совместном блаженстве… Лишь на какой-то миг вспыхнуло во мне чувство вины перед приятелем – он ведь так стремился «обработать» ее, поделился со мной, предупредил. А я, козел этакий…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза