Еще когда пробирался через. Дьяконово, встреченные женщины с жалостью смотрели на меня, покачивая головами.
– Так на Дудоровский ехать? – спрашивал я.
– Так, так, – отвечали мне. – Ох, сынок, сынок, и куда ж тебя занесло? До Дудоровского наплачешься…
Ехать было почти нельзя – лишь время от времени я садился в седло и проезжал метров двадцать–тридцать, изо всех сил давя на педали.
И приблизительно через час очутился километрах в трех от этой маленькой ящурной деревушки.
Лес, густой смешанный Брянский лес, захламленный, кочковатый, с болотцами и камнями. Среди этого леса – довольно широкая песчаная река, которую лишь в очень далеком приближении можно назвать дорогой. Ноги тонут по щиколотки, колеса велосипеда – до спиц, ровно настолько, сколько нужно, чтобы, сев на него, не сдвинуться с места. Его и просто так волочить за собой трудно. Бывают разъезженные дороги, с краю которых или параллельно которым бегут утоптанные пешеходные тропинки. Здесь – каждая тропка моментально превращается в песчаный ручеек, а по целине нельзя провести машину и несколько метров – хворост, кустарник, камни, кочки.
Ставшее безжалостным палящее солнце. И – ощущение ничтожества своего перед обступающей громадой леса.
А под ногами – вязкое горячее месиво, которое считается по карте «шоссе». Кое-где сквозь песок проглядывают уложенные в продольный тесный ряд бревна.
Вода во фляжке, хоть она и была ящурная, кончилась очень быстро. Дальше все продолжалось на одной лишь моей голой выносливости.
И все-таки этого чувства я никогда не забуду! Чувства уверенности, что, несмотря ни на что, все кончится хорошо. Чувства уверенности в себе! Эти три или четыре часа, что я был наедине с дорогой, Брянским лесом и солнцем, чему-то новому научили меня и еще раз дали понять: все хорошо, пока ты не падаешь духом, все устроится лучшим образом, трудности обернутся удачей, неудачи – счастьем. Не бог весть какое серьезное испытание, а все же приятно.
Поселок
Первой мыслью, когда я выбрался из леса и увидел домики поселка, была мысль о молоке или хотя бы о воде. Однако около изб что-то не видно было людей. Наконец из-за угла появилась скамейка у забора, на которой сидела молодая женщина с двумя детьми. Они играли. Странно было увидеть эту идиллию после безлюдной дороги в диком лесу. Обыкновенная женщина, обыкновенные дети.
Приблизившись, я спросил у женщины:
– Где тут молока можно попить, не скажете?
Женщина как-то очень просто посмотрела на меня, на мой запыленный и, наверное, очень измученный облик и ответила вежливо, с сочувствием:
– Вон, третья изба, если отсюда считать. Спросите там. Там тетя живет, у нее корова, они всегда молоко продают.
И дорога, страна заколдованного песка, затерянная ящурная деревушка Дьяконово, дремучий лес – все это вдруг отодвинулось далеко. Я огляделся. Вокруг были в беспорядке разбросаны домики довольно большого, как видно, рабочего поселка. По краям безобразно развороченного, перевитого месива дороги стояли одинаково запыленные серые избы. Крайние деревья леса тоже были какие-то серые.
Я устало направился туда, куда показала женщина.
На стук из конуры за забором выскочила маленькая отчаянная собачонка. Больше никого. Пришлось вернуться и снова расспрашивать.
Выяснилось, что у тетки с молоком два домика – один этот, маленький, нежилой флигелек, и другой – на той же самой усадьбе, только с противоположной стороны. Надо пройти по улице до поворота, повернуть и там не ошибиться, найти именно тот дом. Новый, под новой крышей.
До поворота было дома три, все по такому же месиву, а там оказался большой перекресток – площадь, изъезженная поверхность которой была словно в барханах.
Дом я нашел, не ошибся. Хозяйка – темноволосая невысокая женщина с усталым лицом. Мы прошли через весь участок по тропинке между грядками как раз к той самой избушке, в которую я стучал. Сердитая собачонка выскочила опять, но по приказу хозяйки угомонилась.
Молоко было отличное. Я выпил литр и спросил, нельзя ли мне оставить здесь велосипед с грузом, пока пойду в столовую, и нет ли у них сеновала, чтобы мне потом отдохнуть.
– Велосипед – пожалуйста, – вежливо ответила хозяйка. – А вот что касается сеновала…
Она открыла дверь сарайчика, и я удостоверился, что он буквально битком, до самой двери и до потолка набит сеном.
– А я раскладушку вам дам, – сказала она. – На участке и полежите.
Я осторожно осведомился, как дорога отсюда до Судимира – такая же или, может быть, чуть получше? От Ульянова до Дьяконова тоже ведь был песок, но там, хоть и с перерывами, можно было все-таки ехать…
Хозяйка вздохнула и ответила, что до Хвастовичей и Судимира фактически гораздо дальше от них, чем даже до Брянска или Калуги. До Калуги автобус хоть и редко, но ходит, до Брянска – поезд, а вот в Хвастовичи и на машине попасть нелегко. Дорога такая же, если не хуже.
Судимир, Хвастовичи… Выразительные названия, подумал я.