– Это конопля, – терпеливо разъяснял он, думая, что, может быть, хоть теперь-то хоть один городской человек будет понимать сельское хозяйство по-настоящему. – Коноплю тоже надо скосить – а косят у нас, между прочим, вручную, серпами, – а потом ждать, пока она в снопах не подсохнет. А после еще теребить… У вас в городе все готовое, а здесь, в сельской местности, очень много труда нужно приложить…
Так, с содержательными разговорами, быстро доехали до Пушкарей, денег шофер не взял, помог спустить на землю тяжелющий велосипед, а когда я, уже сев в седло, поехал, сзади раздался гудок. В кабине с разговорами я оставил пакет с картами, документами и деньгами – взял в кабину, опасаясь, что в кузове он вывалится из рюкзака.
– Возьмите, пожалуйста, нам чужого не нужно, – улыбаясь сказал шофер.
И запылил на своем грузовике направо, к виднеющимся домикам деревни – домой после работы ехал. А я опять остался один.
Километра два пришлось протащиться самостоятельно, время шло уже к вечеру, потихоньку стало смеркаться, и понял я, что если и дальше так пойдет дело, то Новгорода-Северского сегодня мне не видать. А у меня уже идиосинкразия выработалась к этой дороге. Согрешившего раз тянет грешить вторично, а я, если уж быть до конца честным и точным, согрешил сегодня с машинами дважды: один раз до Гремяча, а второй – вот, до Пушкарей. Места, по которым я тащился, правда, были ничего себе: ветра, как всегда к вечеру, и в помине не было – так что пыль лежала в добром спокойствии, тем более что и машины ее не тревожили, – видимо, разъехались по домам. Солнце уже начало свои вечерние метаморфозы – листья кустов и деревьев светились то золотым, то багряным. И вообще вокруг разлилась такая до бесстыдства откровенная мирная благодать, что дорожные мучения и вообще трудности и усилия казались просто бессмысленными и никчемными. Оставаться в Пушкарях на ночь? Но тогда завтра опять нудная пыль… Нет, да здравствует древний город земли русской Новгород-Северский!
А тут как раз начался разъезженный до неузнаваемости песчаный подъем, по сравнению с которым подъезд к Дудоровскому казался легкой прогулкой. Я положил свой исстрадавшийся транспорт на обочину и в отчаянной решимости, увязая по щиколотки, вышел на середину дороги с самыми серьезными намерениями относительно попутных машин.
Тишь была такая, что стуки и говор доносились сюда из Пушкарей, которые я давно проехал. Где-то прострекотал мотоцикл. Протарахтела машина и смолкла. Ни гугу. Ну и сторонка! Возвращаться в Пушкари? Нет уж, дудки. Еще автобус на Новгород-Северский должен идти из Гремяча. Уговорю шофера, да еще те знакомые из беседки, бог даст, вступятся – они ведь тоже автобуса ждали.
Выезжая из Москвы, я взял с собой жерлицы, крючки, лески, поплавки. Даже кастрюлю и соль. Ловить – так надо было в Десне под Трубчевском, но эти замыслы как-то не оправдали себя. У каждого путешествия есть свой ритм и окраска – долгие бдения с удочкой и возвышающие душу сидения у костра нарушили бы очарование динамики, ритмичной смены впечатлений. Вот на плотах или байдарках – другое дело. Даже на автомобиле. Я в свое время еще скажу все, что думаю о путешествии на автомобиле, – разумеется, с точки зрения убежденного велосипедиста. Но уже сейчас могу заявить, что такой отвечающей духу времени и существу человека ритмики, как в путешествии на велосипеде, вы не найдете нигде – разве что, как я пока лишь подозреваю и как уже говорил, в неторопливых полетах с портативными реактивными двигателями на спине. Но это – в будущем…
Кстати, велосипед – единственное средство передвижения, рабом которого вы не становитесь.
И доказательством этого как раз и было мое непоследовательное отчасти – только отчасти! – поведение на дороге от Витемли до Новгорода-Северского.
Так с угрызениями совести было покончено, и я мужественно стоял, широко расставив ноги, вязнущие в дорожном песке, и навострив уши. Любая из моих рук была готова незамедлительно взметнуться вверх при приближении подходящего транспорта.
Однако транспорт не приближался.
Все-таки я рекомендовал бы людям, страдающим неуверенностью в себе (одна из самых распространенных болезней двадцатого века), закатиться вот так на велосипеде в какую-нибудь глушь. Да еще никаких палаток с собой не брать – разве что небольшой продуктовый «н.з.». Странный парадокс получается здесь: чем хуже – тем лучше. Чем хуже ваше положение объективно, тем лучше чувствуете вы себя, так сказать, субъективно.
То, что машин на дороге не было, меня, в общем, как-то и не очень трогало. Я стоял и спокойно наблюдал, как опускается солнце. Наш дом там, где мы находимся. Говорил кто-нибудь из великих эти слова? Я лично не знаю, но настоящий, уверенный в себе путешественник может это сказать! Зато определенно говорили другое: человек носит счастье в себе самом. Задача – помочь ему расцвести…
Но чу! Вроде бы и тихо было – и вдруг сразу близко зарокотало: грузовик! Я на всякий случай подвинулся к обочине и чуть помахал руками – для разминки.