Когда портрет Марии Лещинской был представлен королю, Людовик не смог скрыть своего восхищения, и объявил Совету, что женится на полячке. Считается, что кандидатура дочери уже не правящего монарха была выбрана для того, чтобы не втянуть Францию через брак в какую-либо политическую коалицию. С другой стороны, распространена точка зрения, что этот союз устроили Луи IV герцог де Бурбон-Конде, который после смерти Регента Филиппа Орлеанского в 1723 году стал первым министром короля, и его возлюбленная маркиза де При с целью сохранить и упрочить свое влияние. Маркиза внушила герцогу мысль расстроить женитьбу короля на инфанте в пользу более зрелой супруги и отправила художника Пьера Робера в Виссембург написать портрет Марии. Когда художник отослал холст во Францию, семья Лещинских с трепетом стала ожидать приговора министра.
Станислав был удивлен и восхищен честью, не соответствующей значению его дома, и давал дочери такие советы: «Отвечайте на упования короля полным вниманием к его персоне, абсолютным повиновением его желаниям, доверием к его чувствам и вашей природной добротой к его стремлениям. Старайтесь всем сердцем угодить ему, повинуйтесь со всем удовольствием, избегайте того, что может доставить ему малейшее огорчение, и пусть единственным объектом ваших забот станет его драгоценная жизнь, его слава и его интересы»[197]
. Станислав рассуждал как частный и честный человек, а герцог Бурбон-Конде и маркиза де При надеялись иметь от Марии куда больше, чем почтительность к супругу, рассчитывая, что она окажется в их власти, и через нее они станут влиять на короля.Еще до бракосочетания при французском дворе мало кто был доволен выбором невесты Людовика XV. Начались интриги: говорили, что она страдает падучей болезнью, что у нее на руке некрасивый шрам от раны, и что она питает слабость к еретическим религиозным идеям. Из Версаля в Виссембург даже отправили доктора для освидетельствования невесты, а духовника Марии основательно расспросили насчет ее набожности. Только после этого 15 августа 1725 года состоялся брак по доверенности, а официальная свадебная церемония была проведена 4 сентября 1725 года в Королевской часовне Версальского дворца (по другим данным – в часовне Фонтенбло). Она была столь продолжительной, что невеста потеряла сознание. После свадьбы кроткая и благочестивая молодая королева с умеренным честолюбием столкнулась с запугиванием со стороны герцога Бурбон-Конде и маркизы де При, с огорчением и изумлением наблюдая другую сторону ее возвышения. Впрочем, это длилось недолго – в 1726 году герцог был удален от дел[198]
.Несмотря на эти неприятности, брак поначалу был счастливым. На следующий день после свадьбы герцог де Бурбон-Конде написал Станиславу Лещинскому: «…королева бесконечно мила королю; это не придворная лесть. Да позволено мне будет довести до сведения Вашего Величества, что король, приняв участие в развлечениях и фейерверке, отправился в спальню королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Как только король изволил встать, он послал доверенное лицо, и оно мне это и передало. Когда я вошел к королю, он сам повторил мне переданное, описывая удовольствие, доставленное ему королевой»[199]
. Восхитительный медовый месяц пятнадцатилетнего Людовика XV продолжался целых три месяца. Король каждый вечер отправлялся на половину своей жены и наслаждался ее обществом. При этом не только Людовик был очарован прелестями королевы, но и Мария отвечала ему безграничной страстью. Она писала отцу: «Никто никогда не любил так, как я его люблю…»[200]Несмотря на то, что Мария воспитывалась в другой среде по сравнению с той, которая господствовала в Версале, она прекрасно исполняла роль королевы. Как и ее отец, она соединяла в себе живой интеллект с естественной склонностью к религиозности. Она подарила истории немало мудрых мыслей. Например, она так определила различие между милосердием короля и королевы: «Милосердие царей состоит в том, чтобы осуществлять правосудие; а правосудие цариц – в том, чтобы оказывать милосердие»[201]
. А свою роль она понимала следующим образом: «Каждый ребенок знает: королева – это такая добрая, красивая, умная и благородная тетенька. Проходит время, и мы понимаем: королева может не быть доброй, умной или красивой. Но вот чего все же не отнять у любой королевы – это благородства…»[202]. Правда, Мария любила играть в карты и проигрывала.