Во время Французской революции статуя Людовика XV на Королевской площади Нанси была низвергнута и заменена аллегорией Победы. Саму площадь сначала переименовали в Народную, а затем назвали ее именем Наполеона. Но после Июльской революции 1830 года Королевская площадь получила название площади Станислава, и на ней появился бронзовый памятник королю. В 2007 году выпуском двух монет Французский монетный двор отметил 330-летний юбилей Станислава I. На аверсе этих монет изображен портрет и герб польского короля. На реверсе – площадь Станислава в Нанси с памятником Лещинскому.
Эпилог
Теперь осталось сделать заключительный аккорд и резюмировать ответы на вопросы, поставленные в начале книги.
Обладая необходимыми талантами для успешной политической, военной и культурной деятельности, Ян Собеский в силу сложившихся обстоятельств стал ключевой фигурой времени и места, чтобы сыграть выдающуюся роль в европейских событиях второй половины XVII века. Он являлся человеком, тонко ощущавшим свою эпоху, и, ориентируясь на образцы западноевропейской государственности, старался сделать для родины и, безусловно, для создания своей династии, все, что было в его силах. В нем одновременно уживались государственные и личные интересы, политика и любовь, расчет и безрассудство, хитрость и доверчивость, образованность и вера в Бога. Многое Яну III не удалось – он не предотвратил упадка Речи Посполитой, да и Европа без него в конечном итоге выстояла бы против османов. Представляется, что культ Собеского возник не только из его славных деяний, но развивался и существует сегодня в основном благодаря тому, что этот правитель был типом героя – одновременно недоступного и поразительно человечного, с которым могла себя идентифицировать шляхта и будущие поколения поляков.
Август Сильный оставил своему сыну превосходный культурный центр Европы – Дрезден, гору долгов и проблемы с престолонаследием в Речи Посполитой. Мечта о наследственной монархии, которую он лелеял в духе своего времени, оказалась призрачной иллюзией: ни польской шляхте, ни России, ни Пруссии, ни монархии Габсбургов не была выгодна монополизация власти в Речи Посполитой. Вместе с тем его многочисленные страсти и удовольствия, многие из которых вылились в великолепные культурные достижения, были результатами не только личной склонности, а в определенной мере являлись необходимостью. Они были одним из самых удачных вариантов репрезентации монархов его эпохи, подражавших французскому двору, а также играли компенсаторную функцию на фоне трудностей, с которыми королю пришлось сталкиваться в реальной политической жизни. Так или иначе, вне зависимости от характера интриг Августа Сильного, его политика исходила из конкретных внутри- и внешнеполитических обстоятельств, и ее коррекция изменила бы немногое. Тут же с определенной долей преувеличения стоит сказать о том, что этот правитель, ориентируясь на французский образец и получив польскую корону, не был ни саксонцем, ни поляком, ни французом. По сути, он являл собой тип «гражданина мира», распространявшийся в эпоху Просвещения и формировавшийся во время начавшихся глобализационных процессов.
Что же касается Станислава Лещинского, то мечтателем он не был никогда: человек действия, он хотел возвратиться на трон польский несколько раз, хотел осчастливить мир вечным покоем и окончил жизнь как активный добродетельный философ и просвещенный правитель. В истории Лотарингии дважды король Польши стал одним из самых известных героев и был прозван Станиславом Благодетелем. Он являлся одним из первых польских просветителей, а его общественная деятельность способствовала распространению во Франции польской проблематики. Но для роли короля на родине он оказался прискорбным образом негоден, и в значительной степени благодаря игре «дворов и альянсов» на европейской арене эпохи Просвещения. Одним из первых среди политиков Европы Станислав I распознал будущую роль России в судьбе Польши и международных делах. Примкнув в силу своих политических представлений и по воле, как он считал, судьбы к противникам России, он, на редкость удачливый человек в жизни, обрек себя на неудачу в стремлении управлять страной, где появился на свет.