Едва перевалив порог, Рэм словно очутился в каком-то ином мире. Тут царила тишина, полумрак и повышенная влажность, а стены как-то неощутимо давили со всех сторон. Такой контраст беглецу уже доводилось ощущать, резко переходя из маленькой и освещенной кабины космического корабля в теплицы дрожжевых ферм, толщина стен которых достигала двух человеческих ростов. А вот коридор, который начинался сразу за дверью, существенно отличался от типичных проходов на Базе – нерационально высокий, расточительно просторный и скудно освещенный неровным светом точечных светильников под потолком. По обеим сторонам, насколько хватало видимости, располагались многочисленные двери с несоразмерно большими табличками. И хотя надписи на них были сделаны на общем языке, большинство Рэм не мог прочесть – некоторые слова он видел впервые, а сочетание других совсем не понимал. Оставалось полагаться лишь на собственную дедукцию, которая говорила, что вышестоящие начальники просто не могут располагаться сразу у входа.
Рванув в конец коридора, пилот старался выжимать из своих ног максимум. Никто не гнался за ним, но обращать внимание на такие странности было просто некогда. Все свои усилия беглец прикладывал на поиски какого-то знака, который указывал бы на кабинет «важной шишки», планируя поднять шум прямо под его дверью. И уж тогда пусть ловят – отвертеться от беседы у них все равно не получится.
Спустя пару мгновений охотник заметил скопление людей в дальнем конце постройки и направился к ним. Толпа собиралась возле арки, которая была больше других, существенно превышала размеры среднего человека и целиком состояла из пластикобетона. Должно быть, это и был зал судебных заседаний, где начинался очередной процесс. Ну а если нет, то человек, сидящий за такой дверью – не худшая кандидатура для переговоров.
Врываясь в толпу, беглец вдруг понял, что его план на грани срыва. Преимущества неожиданности больше не осталось, и второй попытки «в другом кабинете» ему никто не даст. О том, какой эффект произведут слова взбаламошенного человека, влетевшего в зал заседания с патрульными на хвосте, Рэм постарался не думать.
Внезапно включившиеся мониторы и система проекторного вещания прервала динамический спектакль, и заставила всех его участников замереть на своих местах. Рэм не успел совершить всего 2-3 шага, чтобы добраться до заветного кабинета и, как и все застыл, впившись взглядом в ближайший загоревшийся экран. На нем появилось вытянутое, покрытое мелкой рябью желтовато-зеленое лицо уже далеко немолодого человека в церемониальном комбинезоне. Словно отдавая долг обществу, он монотонным и натруженным голосом зачитал приговор. При этом на лице диктора не отражалось не единой эмоции. Если на минуту забыть, что на чаше весов лежала жизнь человека, то легко было подумать что этот мужчина с обвисшей кожей и потухшими глазами упражняется в чревовещании в собственной уборной. И можно было сколько угодно напрягать слух, пытаясь вычленить из длинной речи какую-то логически понятную и рациональную конструкцию – все было тщетно. За плечами этого видавшего виды буквоеда явно стояли годы, или даже десятилетия службы в пенитенциарной системе, со всей ее рудиментарной любовью к помпезности и официозу.
«23 пункта… Высшая мера…» – мысли нехотя формировались в общий ком, который норовил рухнуть на плечи многотонным гнетом – «ОПОЗДАЛ!». Рефлекторно кинув взгляд на хронограф, пилот понял, почему заседание завершилось так внезапно. Его собирались транслировать в записи, когда подсудимого уже уведут и никакого риска протестов со стороны не будет. От осознания этого Рэма захлестнула буря эмоций, которая напрочь лишила его боевого настроя и сил. «Ну, вот и все… Я не успел предотвратить трагедию и утратил свой шанс все исправить» – неосознанно он преодолел последние метры, отделявшие его от двери, и дернул ручку. И к своему великому удивлению обнаружил за ней пустое помещение размером не больше его каюты на Базе. В этом маленьком кабинете, не считая охраны и пленника, не было живых людей, только экраны, которые висели на дальней стене и транслировали разных членов процесса. Весь суд проходил в порядке телевизионного моста между всеми более-менее важными его участниками.