Ярмарка предателей

Вот это уж совсем несерьезно, господа! Это что же, вы хотите жизнь части советских граждан регламентировать по Талмуду? Возродить споры о курице и яйце? Изгаляться над теми, кто сделает недозволенное движение в субботу? Ну, знаете!.. Как показал опрос общественного мнения, развитие такой «культуры» бесперспективно в Израиле. А в Советском Союзе, где из жизни общества искоренены всякий шовинизм и всякое мракобесие, дело это совершенно безнадежное.

Аудиенция у пророка

— Пророк не принимает советских журналистов, — с чувством сожаления развел руками врач. — Он согласен встретиться только с представителями западной прессы.

— А вы, доктор, доложите: Дэвид Гольденштюккер, внешнеполитический обозреватель «Дейли врайли».

Доктор доложил. И вот Дэвид, словно на крыльях, порхает в направлении «резиденции». В коридоре одна дама в белом шепчет другой даме в белом: «Мать честная, про него уже американцы пронюхали!» Натопыренные уши корреспондента улавливают этот шепот, и Дэвид про себя произносит: «А вы думали! Только полный идиот может упустить такую добычу».

Деликатно стучит в дверь палаты.

— Входите!

— Хау ду ю ду, сэр! Рад приветствовать вас от имени всего свободного мира. Дэвид Гольденштюккер, обозрева…

— Тише! Мы под надзором! Ни звука…

— Что вы, что вы?.. Мм… — обозреватель в растерянности, он не знает имени пророка. Тот догадывается.

— Иеремия двенадцатый.

— Что вы, господин Иеремия! Мой визит согласован с властями. За моей поездкой в эту страну внимательно следят обе палаты конгресса.

Пророк теребит нервными пальцами взлохмаченную бороду и понемногу успокаивается. Осеняет крестом лоб гостя и ловко пихает ему в карман сверток бумаги.

— Мое учение. Опубликуйте на Западе. У посланника обеих палат сердце от радости подкатило к горлу и сладостно опустилось. И он — пророку:

— О'кэй! Гарантирую десять миллионов экземпляров в издательстве «Паблишинз офис оф графомане». На тридцати языках. Гонорар — в швейцарский банк.

И беседа потекла в русле полного взаимопонимания и сердечнейшей дружбы.

— Надеюсь, мистер Гольденштеккер, вы не поверили в официальную версию моего заточения?

— Ноу, сэр! Я верю только в господа бога… В глубине пророческих зарослей, там, где уста, обозначилась довольная улыбка.

— …и в принципы западной демократии. В соответствии с ними Объединенный комитет по правам психомыслящих в СССР создал Всеамериканскую ассоциацию за свободу выезда пророка в свободный мир.

— Господи, помоги им! А что еще предпринимается в мою защиту, любезнейший мистер Гольденвейзер?

— Голодовка протеста перед зданием ООН. Триста представителей Американо-израильской лиги за поголовное обрезание советских евреев вот уже неделю маковой росинки во рту не имели.

— Я им пошлю манну небесную.

— Нобелевский комитет решил отметить ваши проповеди премией мира. Организация «Брадобреи стран НАТО — против коммунизма» выпустила медаль с изображением вашей бороды и надписью: «Отпусти пророка моего!» А на конкурсе самых популярных мыслителей столетия ваше имя оказалось рядом с именами Ариэля Шарона, Солженицына и Нгуен Као Ки.

— Десница моя защитит вас в годину страшного суда. Тут американец искренне поблагодарил Иеремию двенадцатого. И подкинул уточняющий вопрос:

— Вы давно начали пророчить?

— Недавно, сын мой. Был я обычным, как у нас говорят, советским гражданином. Церковь не посещал, с проповедями не выступал. А пророком стал после того, как жена пыльным мешком ударила.

— Грешница!

— О нет, сын мой! Святая женщина. Руку ее на меня поднял всевышний. И тогда на чело мое сошла великая радость и божья благодать.

Дэвид слегка поморщился — пыльный мешок не укладывается даже на страницы «Дейли врайли». И он, как утопающий за соломинку, ухватился за следующий вопрос:

— Коммунисты вас начали преследовать?

— Истинно говоришь, сын мой, — подтвердил предположение Иеремия двенадцатый. — Прокуратор в обличье врача вызвал меня на допрос. Спрашивал, антихрист, пью ли я, чем болел в детстве, не испытывал ли ударов по голове тяжелыми предметами. Стучал молотком по коленям, требовал оскалить зубы и растопырить пальцы. Советовал отказаться от мыслей про Армагеддон.

— Ай-яй! Коммунисты, кроме того, применяли к вам насилие…

— О, мистер Гольденшулер! Они таскали меня в прокуратуру неоднократно. И тогда я понял, что передо мною не доктор Пантелеев, а сам Понтий Пилат в белом халате. Тогда я бежал от прокуратора и прибыл пророчить на местный базар. Там люди в белых халатах связали мне руки и привезли в этот скорбный дом.

Дэвид записывал каждое слово так стремительно, что не выдерживали и плавились шарики авторучек. Дэвид дрожал от счастья, он уже видел удовлетворенное лицо шеф-редактора, он представлял, как обе палаты конгресса принимают гневные резолюции протеста, он чувствовал, как борода Иеремии превращается в премию Пулитцера.

— И тогда, дорогой мистер Гольденшуцман, я написал: «Отпустите на Запад, где обитает бог…»

— Подали заявление на выезд?

— Истинно.

— И что они?

— Они — ни за что.

— А вы что?