Ярмарка Святого Петра

— Не нравится мне все это, — проворчал Родри ап Хув и, размашистым шагом подойдя к палатке, потрогал дверь. Как и ожидалось, она оказалась запертой. Прищурившись, валлиец заглянул в замочную скважину. — Ключа внутри нет, — бросил он Кадфаэлю через плечо, — и никакого движения не заметно.

К тому времени монах уже стоял у него за спиной, а сзади напирали трое или четверо торговцев.

— А ну-ка, отойдите в сторонку! — потребовал валлиец, и с этими словами вцепился руками в край двери, уперся ногой в дощатую стену и потянул дверь на себя с такой силой, что его могучие плечи вздулись от натуги. Дерево затрещало, полетели щепки, и дверь распахнулась. Родри покачнулся, но устоял на ногах и первым проскочил в дверной проем. Кадфаэль не мешкая ринулся за ним: он хотел быть уверенным в том, что валлиец ничего не тронет внутри. Монах и купец застыли бок о бок, напряженно всматриваясь в темноту.

В палатке перчаточника царил хаос: товары были сброшены с полок и раскиданы по полу, на соломенном тюфяке валялся скомканный плащ, рядом, на железном подсвечнике, стояла оплывшая, потухшая свеча. А на полу, среди разбросанных ремней, кошельков, уздечек и седельных сум, навзничь, с задранными вверх коленями лежал Эан из Шотвика. Его седеющая голова и худощавое лицо были наполовину скрыты под грубым холщовым мешком, но из-под края мешка виднелся открытый рот, обнаживший в страшном оскале крупные белые зубы. Голова купца была неестественно, будто у сломанной деревянной куклы, повернута в сторону, что наводило на мысль о непоправимой беде. Кадфаэль повернулся и поднял ставень, впустив в палатку солнечный свет. Затем он склонился и потрогал искривленную шею и впалую щеку.

— Холодный, — заявил стоявший позади него Родри, даже не потрудившись удостовериться в правильности своего заключения, которое, впрочем, полностью соответствовало действительности. — Он мертв, — произнес валлиец безо всякого выражения.

— Уже несколько часов, как мертв, — подтвердил Кадфаэль.

Закружившись в водовороте событий, монах совсем забыл об Эмме и вспомнил о ней, лишь когда услышал испуганный возглас. Монах обернулся и увидел, как девушка пытается заглянуть в палатку через плечи столпившихся перед дверью зевак. Глаза ее расширились от ужаса. Прижимая ко рту сжатые кулачки, Эмма шептала:

— Нет!.. Не может быть, чтобы и он…

Кадфаэль взял ее за руку и оттеснил двери палатки, растолкав локтями любопытствующих соседей.

— Возвращайся в аббатство, пока тебя не хватились, — быстро прошептал он ей на ухо. — Тебе нельзя тут оставаться. Я сам разберусь с тем, что здесь приключилось.

Однако монах не был уверен, что в таком состоянии девушка услышала и поняла его слова. Кадфаэль огляделся по сторонам в поисках кого-нибудь, на чье попечение он мог бы оставить Эмму, поскольку понимал, что ее не стоит отпускать одну. Сам же он хотел остаться на месте происшествия до прибытия Берингара или хотя бы одного из сержантов. И когда монах услышал встревоженный голос, выкликавший «Эмма! Эмма!», он вздохнул с облегчением.

Иво Корбьер бесцеремонно прокладывал себе путь сквозь толпу, охаживая зазевавшихся дубинкой. Заслышав свое имя, девушка обернулась, и лицо ее оживилось. Благодарный случаю, брат Кадфаэль подтолкнул Эмму к молодому человеку.

— Ради Бога, что здесь стряслось? Что с ней? — Корбьер перевел взгляд с ошеломленного лица девушки на взломанную дверь. Затем он глянул на Кадфаэля и неслышно, одними губами спросил: — Неужто снова? Еще один?

— Отведи ее обратно в обитель, — не вдаваясь в объяснения, попросил Кадфаэль. — Позаботься о ней да передай Хью Берингару, чтобы пришел сюда. Здесь для него найдется работа.

На обратном пути вдоль предместья Корбьер поддерживал девушку, стараясь подстроить свою размашистую походку к ее шагам, и нашептывал на ухо ободряющие слова. Эмма всю дорогу молчала. Она послушно шла рядом с ним, едва ли замечая ласковые прикосновения и утешительные речи. Лишь когда они подошли к западной двери церкви, девушка неожиданно произнесла:

— Он мертв! Я сама видела — он мертв!

— Но вы и видели-то его лишь краем глаза, — попытался возразить Иво, — возможно, что он жив.

— Нет! — воскликнула Эмма. — Он мертв, я знаю. Но почему? Как это могло произойти?

— Увы, время от времени случаются грабежи, убийства и прочие злодеяния. — Иво нежно пожал ей руку. — Но в этом нет вашей вины, и что тут поделаешь — так уж устроен мир. Я был бы рад помочь вам поскорее забыть о пережитом. Но ничего, рано или поздно все забудется.

— Нет, — промолвила Эмма, — этого я не забуду никогда.

Первоначально она намеревалась вернуться в аббатство через церковь, как и ушла, но теперь это уже не имело значения. В конце концов, если кто-то и поинтересуется, как Эмма попала на ярмарку, можно сказать, что она встала пораньше, чтобы присмотреть себе перчатки взамен украденных. Поэтому она вошла через ворота рядом с поддерживавшим ее под руку Иво.