Ярмарка Святого Петра

В жаркий солнечный день запах трав был особенно силен, и их пьянящее благоухание ощущалось далеко за пределами сада. Связки и пучки листьев и трав, сушившихся под навесом, шуршали в волнах теплого воздуха, хотя в саду почти не чувствовалось дуновения ветерка. Даже бревна сарайчика, пропитанные предохраняющим от гнили маслом, казалось, испускали ароматное тепло.

— Я уже закончил готовить бальзам для заживления ран, — сообщил довольный собой брат Марк. — Я собрал все поспевшие маковые коробочки, но вскрывать их и высыпать семена пока не стал. Наверное, их лучше будет подсушить на солнышке еще денек-другой.

Кадфаэль помял пальцами одну коробочку, после чего одобрил решение своего ученика.

— А как насчет, настойки из дудника для лазарета? — спросил он.

— Брат Эдмунд присылал за ней полчаса назад, и она тогда уже была готова. А главное, — похвастался Марк, убирая на полку маленькие глиняные мисочки, предназначавшиеся для сортировки семян, — ко мне обратились за помощью. Сразу после обеда пришел конюх с порезанной рукой. Сам-то он сказал, что напоролся на гвоздь в конюшне, когда потянулся за упряжью, но, похоже, на самом деле его полоснули ножом. Порез был не слишком чистый и мог загноиться. Я промыл рану и смазал твоим бальзамом из гусиной травки. Мне кажется, вчера вечером эти парни играли в кости где-нибудь на сеновале да и рассорились. Вот кто-то и кинулся на него с ножом. Правда, сам конюх ни за что не хотел в этом признаваться. — Брат Марк отряхнул руки и с улыбкой закончил: — Вот и все. Денек выдался не особо хлопотливый, зря ты беспокоился.

Но, взглянув на лицо брата Кадфаэля, молодой монах в изумлении поднял брови.

— Что с тобой? — спросил он. — У тебя глаза на лоб полезли. Вроде бы я ничего особенного не сказал.

«Я вдобавок еще и рот разинул», — спохватился Кадфаэль, подумав о тщете человеческих усилий и о том, сколь нежданной и незаслуженной может быть порой награда. «Впрочем, — поправил себя монах, — эту награду нельзя счесть незаслуженной, потому как удача улыбнулась брату Марку, вовсе ничего для себя не просившему».

— Какая рука была порезана? — требовательно вопросил Кадфаэль, чем поверг Марка в еще большее недоумение, ибо юноша решительно не мог взять в толк, какое это имеет значение.

— Левая. Вот отсюда. Порез шел от наружной стороны запястья по внутренней стороне предплечья почти до локтя. А в чем дело-то?

— Он был в тунике?

— Нет, — отвечал Марк, растерянно улыбаясь и дивясь нелепости этого расспроса. — Он ее под мышкой держал. Разве это важно?

— Куда важнее, чем ты думаешь. Ты все узнаешь, но попозже. Какого цвета была туника? Видел ты ее левый рукав?

— Конечно, видел. Я даже предложил этому малому зашить рукав. Мне тогда все равно нечего было делать. Но он сказал, что уже сам его зачинил. Зачинить-то зачинил, но как — вкривь и вкось, да еще и черными нитками. Я бы это сделал гораздо лучше. Какого цвета туника? Красновато-коричневая, какие обычно носят конюхи да стрелки, но из добротной материи.

— А ты его знаешь? Это, случаем, не наш монастырский служка?

— Нет, — терпеливо ответил Марк, по-прежнему ничего не понимавший. — Это слуга одного из наших гостей. Он еще боялся, как бы его лорд не узнал. Это один из конюхов Иво Корбьера — тот, что постарше. Может, помнишь: угрюмый такой, бородатый малый.

Жильбер Прескот собственной персоной, пешком и без сопровождения стражников, совершил дневной обход торговых рядов и, убедившись, что на ярмарке царят мир и спокойствие, по пути в город завернул в обитель, чтобы поговорить с Хью Берингаром. Они беседовали на монастырском дворе, когда из-за садовой изгороди появился Кадфаэль. Подойдя к ним, монах с ходу рассказал все, что ему удалось узнать. Выслушав его, Прескот и Берингар озадаченно переглянулись.

— Корбьер сейчас у нас, — промолвил Хью, — и, как я знаю от Элин, находится там уже более часа. Похоже, он очарован Эммой и эти два дня ни о чем, кроме нее, не думает. А его люди тем временем, оставшись без хозяйского пригляда, могли болтаться, где им вздумается, и заниматься, чем угодно. Вполне возможно, этот малый и впрямь виновен.

— Его лорд имеет право узнать о нашем подозрении, — заявил Прескот. — Слуги сейчас распустились, да и чего ждать, когда страну сотрясают раздоры, а их господа сами насмехаются над законом. Но я надеюсь, он ни о чем не догадывается. Его не вспугнули? Не хотелось бы поднимать шум раньше времени, ведь парень находится под покровительством Корбьера, а с таким знатным родом нельзя не считаться.

— Я ни словом никому не обмолвился, кроме вас, — заверил шерифа Кадфаэль. — В конце концов, нельзя исключить и того, что конюх вправду напоролся на гвоздь.

— Тот лоскуток у меня с собой. Мы можем проверить, подойдет ли он к тунике, — предложил Хью.

— Надо позвать сюда Корбьера, — сказал шериф.