"Ярмо" для жулика

Познакомившись с братом по разуму, он провернул ряд дел и только тогда вспомнил заповедь Графа: "Козлы узнаются в беде" - друг его подставил, договорившись с ментами. Илья еще не сознавал, насколько можно серьезно влезть в петлю, полагаясь на друзей. И вот, вроде по мелочи, разбив голову оперу, скрылся. Но на этот раз бегать ему пришлось недолго, и менты, попутав его, шили мокрое дело, о котором он и понятия не имел.

Дело было в знаменитом городе невест Иваново. Попав на Болотную, 2, в местный изолятор, его определили в пресс-хату. Только теперь Илья понял по-настоящему, что такое тюрьма, сразу вспомнились слова Повара: "Кто не терял свободы, тот не знает ее цены". Начались систематические избиения. Мало того, били менты, избивали также двое здоровенных сокамерников, к которым он был посажен для выбивания показаний. Громилы работали от души. Повар раньше рассказывал, что есть такие, которые в открытую работают на ментов, и те за хорошую работу либо половинят им срок, либо освобождают досрочно с дальнейшим пребыванием на вольном поселении.

Следователь вызывал раз в неделю ровно на минутку, вопрос был один и тот же:

-  Будем говорить? Отвечал также сам:

-  Мне торопиться некуда, посиди подумай.

Илью уводили, и все продолжалось заново. По истечении двух месяцев он согласился подписать что угодно, так как дальше это продолжаться не могло. Побои, голод и кичман свели на нет его здоровье, и после хорошего пресса у ментов Илья подписал все, что им было угодно. И каково было его удивление, когда он прочитал показания свидетеля, которым оказался его недавний друг. Впервые в жизни ему было безразлично будущее, даже такое, что подводило его под высшую меру.

И вот его бросили в общую камеру, где сидели уже не двое громил, а семнадцать нормальных мужиков.

Илья, еле передвигая ноги, вошел в хату и, бросив матрац на пол, присел к столу. Обитатели молча наблюдали за ним, и после недолгой паузы один из них, седоватый мужик лет сорока, спросил:

-  По какой статье?

-  Сто вторая,- ответил Илья.

-  С нулевой или с два девять,- спросил тот номер предыдущей камеры.

-  С девять четыре.

-  С пресс-хаты? - спросил черноволосый мужичок лет тридцати, слезая с вертолета.

-  С нее.

-  Эти два барбоса там и сидят?

-  Тоже в этой хате был? - спросил опять седой.

-  Не то слово: был. Выживал. Мраки, уголовная хата, под парашу фаныч приспособлен, два козла показания выбивают, я там две недели корчился, думал, не выживу, а ты сколько там находился?

-  Два месяца,- ответил Илья.

-  Да,- посочувствовал черноволосый,- досталось тебе,- и тут же, повернувшись, сказал парню двадцати лет с оттопыренными ушами:

-  А ну, электроник, освободи шконку.

Мужики уже не смотрели подозрительно, а, освободив шконку, напоили жженкой, и последующие дни поддерживали не только морально, но и всем, что было на общаке. При разделе передач отдавали побольше сала, сахара и всего прочего, что приходилось получить с воли. Вскоре Илья себя чувствовал более или менее нормально. Накануне суда он получил обвинительное заключение и, погадав, как это делали суеверные на домино, он попрощался с сокамерниками. После чего был доставлен в суд.

Осудили его быстро, в этот же день, не так, как судят по тяжелым статьям, растягивая процесс на недели. Илья смотрел на свидетеля, друга закадычного, который взял его в тяжелую минуту за кадык, смотрел спокойно, так же смотрел на холеные физиономии судьи, заседателей и прокурора, которые с улыбкой на устах зачитывали его дело. И вот занавес:

-  Гражданин подсудимый, может, у вас есть вопросы или просьбы, вам предоставляется последнее слово,- произнес судья.

Илья поначалу хотел отказаться от последнего слова, так как оно роли не играло, тем более, что было решено все заранее, но в последний момент ему стало неизвестно почему смешно, и он сказал:

-  Да! Просьба есть.

-  Пожалуйста, говорите,- произнес судья с ухмылкой на лице.

-  Граждане судьи! И заседатели! Если вы удовлетворяете по возможности просьбы, то спойте мне что-нибудь.

В зале воцарилась тишина. Прокурор, судья, заседатели, секретарь и единственный свидетель, он же зритель, были в недоумении. Судья раскраснелся как помидор. Подобной наглости за долгую практику видеть и слышать ему не доводилось. В итоге тринадцать лет усиленного режима.

По возвращении в СИЗО он был помещен в камеру для осужденных для ожидания этапа. Но шли дни, недели, в камере уже сменилось порядком людей и не по одному кругу. Илью не дергали, и вот в одно утро его без вещей вызвали из камеры. В голове закрутились тревожные мысли.

"Что им надо еще? Дело пришили внаглую, срок припаяли, Притом немалый". Так, размышляя, он не заметил, как его доставили в стакан для встречи со следователем.