Луиза тяжело дышала, отчего у нее раздувались ноздри, глаза были налиты кровью, она смотрела на него так, как Ленин на буржуазию смотрел.
- Я! В Афганистане! Два года кровь проливала! А ты! Перед всем личным составом! "Шалава, иди сюда!" Убью!!! - Луиза порвала на своей груди тельняшку, как матрос с "Потемкина", и кинулась на него с ножом.
Илье пришлось, перехватив руку, изрядно с ней побороться. И так как у нас всегда побеждает трезвость, он, скрутив руки, сел ей на спину и, лишь убедившись, что грозовая туча прошла, отпустил, дальше пошли извинения и дискуссии. Илья умолял ее простить последний раз, приводил множество доводов, обещал много дорогого дерьма, и в итоге женское сердце смягчилось, но этим не кончилось, чтобы убедить ее окончательно, сегодня ему потребовалось целых четыре часа, не считая распитой с ней второй бутылки водки, и лишь после всего этого они снова лежали в обнимку на диване, строя планы и обсуждая будущую поездку в Ялту, куда Илья, естественно, не собирался, тем более с ней.
Как только Илья встретился с Луизой, в то же время Ганс встретился со своей дамой. Открыв дверь, он оцепенел: перед ним стояла лейтенант милиции с темными волосами и застенчивой улыбкой на губах. "Еще один воин,- подумал Ганс,- этого только мне не хватало".
- Проходите,- пригласил Ганс и, проведя ее в комнату, где все сияло в честь ее прихода, сказав, чтобы она располагалась как дома, предложив музыку, телевизор и журналы, извинился, попросив разрешения оставить ее на несколько минут. И сам вышел помыть помидоры для салата. Вдруг его окликнул сосед:
- Здорово!
Ганс повернулся и увидел Алишера.
- У тебя день открытых дверей? - сказал он, прикуривая забитую анашой папиросу.
- Что-то в этом роде.
- Курнешь?
- Давай, пыхну раз.
- Смотри осторожней, дрянь дурная, лишка потянешь, сразу шарики за ролики зайдут.
- Не бойся, не зайдут,- ответил Ганс и, затянувшись два раза, вернул папиросу,- извини, Алишер, у меня гости.
- Ничего, ничего,- ответил сосед и, повернувшись, ушел.
Ганс быстро нарезал помидоры в салат и вошел в комнату, поставив его на заранее накрытый стол.
- Прошу к столу! - пригласил он даму.- Чем богаты, тем и рады,- и с этими словами вытащил из-под стола бутылку бормотухи.
Дама, присев, презрительно посмотрела на вино ехидно сказала:
- Ты что, получше чего-нибудь не мог купить?
"Ну, сука,- подумал Ганс,- встречаешь их чин чинарем, последние деньги на вино истратил, пирог испек, а она не успела войти, попрекает. Нет, эта женщина-воин уйдет с поражением". И, разлив вино по бокалам, сначала выпил сам, а потом сказал:
- Я думал ты дама, а, оказалось, ты - воин, но несмотря на это, ты будешь есть и пить то, что скажет хозяин, поняла?
Молодая особа опешила, увидев яростный взгляд Ганса, она сбросила свой пыл и, встав, хотела уйти, но не тут-то было, у Ганса заговорило самолюбие, и дрянь, помешанная с вином, оказала, действительно, дурное воздействие.
- Сядь, сука! Пей!
Девица спорить не стала и покорно выпила, лишь бы не злить хозяина, в голове было одно: как-нибудь уйти. Ганс налил ей еще полный бокал и опять заставил выпить до дна.
Ганс встал и, подойдя к дивану, извлек из-за него нож внушительных размеров, у бедняги от ужаса глаза чуть не вылезли, но, видя, как Ганс распорол подушку и метко метнул нож в висящий на стенке деревянный календарь размером с пачку сигарет, успокоилась и в то же время удивилась меткости в таком состоянии.
- Раздевайся! - грозно приказал он.
Девица со страху скинула форму, думая, пусть лучше трахнет, чем убьет.
- Полностью раздевайся и подойди сюда.
Она разделась, как он сказал, и подошла к нему.
- Нагинайся,- сказал он и повернул ее спиной к себе.
Девица нагнулась в ожидании совокупления. А Ганс взяв с полки бутылку с канцелярским клеем, стал тихо ей поливать на шею. Клей медленно стек до ягодиц и Ганс посадил ее на распоротую подушку.
- А теперь дергай отсюда, птаха,- сказал он, отвесив ей смачный шлепок по заднице.
Девица с приклеенными перьями, как павлин, выскочила на улицу и пустилась бегом.
Ганс, оставшись один, допил вино и отключился, таким его и забрала приехавшая милиция.
Утром Илья, проснувшись, спросил Луизу:
- Ты что, на службу не собираешься?
- Я два отгула взяла за то, что в выходные дежурила.
Илья, нежно обняв ее, после недолгой паузы снова спросил:
- Луиз, я все забываю спросить тебя, что это ты часто такая странная бываешь?
- Какая?
- Ну, смотришь отрешенно, нервная бываешь.
- Работа такая, да и мама меня в семь месяцев родила.
"Так,- подумал Илья,- недоношенная, вот где собака зарыта, а я-то думаю, что это она, действительно, с заскоками или притворяется",- а вслух произнес:
- Девяносто девять процентов вундеркиндов родилось в семь месяцев.
- Да ну! Скажешь тоже.
- Если не веришь, зайди в библиотеку и узнаешь в справочнике, вот взять хотя бы тебя, молодая, а уже майор. Мужики, вон, в капитанах ходят, а они старше тебя.
- Ну, если так смотреть, то, конечно, я достигла многого и в жизни и в военной карьере...
- Все! Луиза, извини, что перебил. Мне надо срочно в одно место слетать.