Ярое око

— А-а-ааххх! — Ясный блик булата, вырванный из ножен Сухэ, сверкнул в руке Плоскини. Кривая сабля пырнула небо голубой сталью и вновь вынырнула через мясо и кости — сырой и чёрно-багряной.

Шарахнулись по сторонам лошади с седоками — сотник Сухэ рухнул на землю. В лиловом оке вздыбленного коня отразился хозяин с двумя чёрными косами над ушами и латунным узкоглазым лицом. Его длинная, до пят, выгоревшая в походах синяя одежда стремительно становилась вишнёвой.

— Гай! Гай! Гай!! — Бродник одержимо рванул узду. Ветер свободы обжёг лицо.

«Только б в сурчину нору не жахнуть!» — мелькнуло в голове Плоскини. Стрелы, как железные осы, зажужжали над головой.

...Рывок, ещё один... Конь, утробно захрапев, выскочил на другой берег пересохшего ручья. «Ежли дотяну до косогора — спасён!» Сердце скакнуло к горлу.

Но верен ястребиный глаз Джэбэ, не знают промаха его стрелы. Лук-сайдак изогнул свои тугие крылья... и высоко всплеснул руками Плоскиня. Адская боль брызнула по всему телу трещинами расколотого стекла. В узгах рта залопалась чёрная пена, брызнула горячей росой на холку коня. Плоскиня сорвался с седла, будто с крепостной стены: сильно и тяжисто, растопырив пальцы...

* * *

По бесстрастному лицу Джэбэ скользнула жестокая тёмная тень. Подняв на дыбы жеребца, он ещё раз бросил взгляд сквозь чёрное пламя гривы на приближающиеся русские полки, и с его узких змеиных глаз сорвалось:

— Пай, урус! Сегодня мы поворачиваем коней на восток... Но клянусь Огнём, мы ещё вернёмся на запад! И тогда трепещи, Русь! Мы бросим тебе грозу и пламя!.. А наши кони втопчут твоё величие в пыль!

* * *

Широко и беспредельно, как голоса разгневанных небес, трубили, перекликались боевые рога. Пыль, гранатовая, как кровь, в закатных лучах бурлящей стеной поднималась над степью.

...Три огромных её облака слились в одно, неделимое, и затопили горизонт. Тысячи малых и больших стягов всё гуще и гуще проступали из алого прибоя туч... И вот зеркально вспыхнули кирасы, щиты, шлемы; засверкала броня на ражих конях. Всадники показывались отовсюду, по всему фронту, проявляясь из золотистых клубов пыли, как былинные призраки; их группы, кавалькады, ряды, союзы все накипали и вскоре поглотили равнину от края до края...

Некое время они оставались на месте, приводя своё смертоносное громадье в надлежащий порядок. Всё угущающиеся ряды витязей растягивались и выстраивались стальным серпом, которому предстояло начать с севера на юго-восток обильную жатву...

Вот показались сочные соцветия треугольных полковых знамён — багряные, чёрные с серебром, синие с перламутром, белые с золотом... Строгие лики Христа, Богородицы, святых... устремились суровым взором в сторону Калки.

...И вдруг середина войска жарко блеснула серебром, как тучные, переполненные лососем тралы. Ударил ослепительный взрыв: плеск, лязг и хруст стали, рубиновые брызги отточенных граней и света. По чёрно-малиновой равнине, сотрясая твердь, топорща щетину копий, Святая Русь пошла в наступление...

* * *

На все четыре стороны легли шеломами русичи на Кадке-реке. Цвет воинства ратного покинул Русь и навсегда остался в Дикой Степи. Да знать, далече от родных границ сложили они свои буйны головы, коли ни вей-ветер, ни ворон-вещун не смогли донести до них ни поминального колокольного звона, ни скорбных рыданий матерей и жён...

И долго ещё в то злое лето по-вдовьи безутешно кружили над пустынным привольем иссушенные горем облака и слепо глядело на землю оловянное солнце. Строгая беспорочная синь небес пугала своей чистотой странников; мёртвая равнина мистически завораживала, вселяла суеверный трепет в шедшие стороной в траурной тишине торговые караваны...

Но некому было положить витязей по-христиански в могилу: челом на алый закат; некому было и присыпать бренные останки чёрной землёй.

Суглинок там и вправду твёрд, как железо... от веку не знал ни плуга, ни бороны, ни заступа...

Но помнила безымянная пустошь павших героев, горячей кровью которых она пропиталась на века впереди! Немые и беспробудные богатыри... Они недолго взирали пустыми глазницами на закат и рассвет; недолго истлевала их могучая плоть под сытую волчью выть и хрипатый грай чернокрылых могильников... Уже к покосу, к липцу[280] затянулось бой-поле ползучим вьюном, белоцветом, медянкой и подорожником; бойко пробились и налились на щедрой крови молодые полынь и донник... А чуть погодя суховей-кочевник примёл песком и пылью последние белые кости и взятые красной ржавью мечи.

Но не только седые курганы за Днепром в суровом молчаньи хранят и помнят погребённую древнюю славу Руси... И не только на гребнях холмов и взгорий под вольными ветрами уныло склоняется по погибшим серебристый ковыль.

Мы, потомки, помним о вас, герои! Вы в наших молитвах и душах. Склоняем головы перед тобой, безымянное Дикое Поле... кровью русской политая твердь. Вы, долгу верные прадеды, беззаветно бились за Святую Русь. Подвиг ваш — грядущему пример.

ПОСЛЕСЛОВИЕ