Ярое око

Зрелые бабы слёз не скрывали — у кого уж не было мужа-кормильца, у кого сына-опору навеки забрала сыра земля; в гнетущей яви мерещилось материнским глазам, что вон там, у того котла, у той поленницы сидит их ненаглядный Васенька, Колюшка, Никитушка... И оттого ловили себя осиротевшие матери на том, что невольно тянутся их изработанные, разбитые временем руки приласкать эти русые головы, прижать к изболевшейся тёплой груди.

— Пречистая Владычица Святая Богородица и Господь наш Исусе Христе... Благослови, Боже, в поход идучи рабов Твоих... — горячо шептали материнские губы. — Облаком-покровом обволоки... Небесным святым каменным градом огради их... Святой Дмитрий Солунский, ущити рабов Божьих и мужей, детей наших на все четыре стороны...

— Лихим языцы не стреляти, ни рогаткою колоти и не бердышом сечи, ни боевым топором рубити, ни мечами сечи, ни саблей резати, ни старому, ни малому и ни смуглому, и ни чёрному!..

— Ни еретику, ни колдуну и чародею...

— Защити, господи, золотым щитом от рубки и от булатна копья, от дротика калёного и некалёного, от всех стрел, очиненных пером Орловым и глухариным, ястребиным и журавлиным, и дергуновым, и вороновым...

— Да будет тело их крепче булата. Твёрже панциря и брони. Во имя Отца, и Сына, и Духа Святаго. Слава Тебе, Боже наш, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

...И вновь сердобольные бабы подкладывали своим «сыночкам родненьким» мясца да хлебушка; согревали ратные, огрубевшие души своим словом нежным, шептали ласково:

— Убереги вас Царица Небесная от чернеца и черницы, и прочего дурного глазу...

— Ешьте, касатики, на здоровье. Силушки набирайтесь, родные...

— Вы уж только постойте за землю Русскую... не подгадьте, не осрамитесь! Дайте идолам взвару, шоб духу их не было у наших ворот...

— А уж мы тут своё отлопатим! Будем радёхоньки крепостные стены стеречи да деток обхаживать.

Витязи стально хрустели кольчугами, чавкали, гоняя желваки под скулами; разрывали отварную убоину, грызли упрямые хрящи, дробили о щиты сахарные говяжьи мослы, жадно высасывали сладкий мозг; по заросшим волосом и голым подбородкам стекал на железный ворот кирас и кольчуг блестючий растопленный жир. Огрузив желудки изрядно, они сыто рыгали, вытирали о колена и волосы руки, приглаживали ладонями бороды, крестились и целовали поднесённые к ним образа; кланялись в пояс хозяйкам, благодарили за щедрые харчи и затем хмуро обещали выполнить на ристалище наказ матерей.

И всё это происходило под налитый тревогой медный звон колокола, каждый звяк которого, как удар арапника[188], бил по русскому сердцу...

ГЛАВА 12

Мстислав Удалой, запрокинув руки за голову, лежал на звериных шкурах в отведённой ему горнице, молчал, долго глядел в тёмную настороженную пустошь потолочного свода и думал о дне, канувшем в Лету. Перед взором его тёмными пятнами промелькнули лица князей, за ними проплыли златой волной хоругви крестного хода... и снова лица князей, но теперь в особицу: князь Полоцкий, князь Курский — Елесей и Андрей, — зло и ненавистно помноженные на зависть и кровную месть. «Будь ты проклят, выкормыш Ростиславичей!..» На смену им поспешил лик брата, его застывший в суровой думе профиль, глубокая, горькая складка между разбегом бровей и гудящий тревогой голос: «Без святой защиты нельзя! Без стяга дружина слаба! А может, именно твоим мечам и секирам суждено будет решить за Днепром нашу судьбу...»

Следом, раздвигая ночную тьму закованными в доспехи плечами, объявился Степан Булава. Воевода о чём-то горячо упреждал... его длинный «оловянный» шрам, через бровь к мочке уха, порозовел от надсады...

Но вот знакомо блеснули обожжённые солнцем упрямые вихры любимца-сокольничего... Строен, высок и плечист Савка Сорока, не по летам смотрится. Пуще взрослит его гордый поворот головы и пронзительный взгляд бойких глаз из-под тёмно-русых бровей... Ни дать ни взять — молодой орёл, который вот-вот вконец окрепнет крылом, и тогда держись, Степь!

«Пострел... — усмехнулся в душе Мстислав. — “Щегол желторотый”, как беззлобно шуткует по поводу Савки воевода Степан Булава, — ан днём с огнём лучшего сокольничего не сыщешь: толков, расторопен, словом смышлёный, а не какой-нибудь там недоумок. Никто, как он, не может выучивать для “ставки” охотничьих птиц, а пуще пускать стрелы в цель. Видать, через родную кровь передал ему сей дар отец, — заключил князь. — У меня в дружине хватает добрых лучников, но не таких скорострельных и метких!.. Ещё годок-другой-третий, и будет Савка водить в бой рати не хуже тёртого воеводы. Добрая смена... Этот гусей в раю пасти не будет. Такому скучен день до вечера, коли делать нечего».

Мстислав повернулся на другой бок, тепло вспоминая их встречу...

* * *

— Жив, бесов сын! Где тебя черти носили? — Князь поймал твёрдые плечи и прижал по-отечески Савку к своей груди крепко-накрепко.

А у того тоже при встрече застряли в горле комом слёзы. По глазам видно: он сам не верил, что остался вживе, ан, по обыкновению, шало скалил в улыбке белые зубы.