Ярослав Галан

Улицы Москвы почти каждый день сотрясались ревом сирен. «Воздушная тревога!.. Воздушная тревога!..» — металлическим голосом вещали мощные динамики.

Галан по тревоге не шел в убежище. Он не был фаталистом — у него просто не хватало времени.

Жил он в гостинице «Якорь». Маленький номер едва вмещал кровать и крохотный столик, за которым он писал по утрам. Днем Галана обычно видели в залах Ленинской библиотеки. Да и где еще можно иметь под рукой столько изумительных и разных источников! К тому же многие из советских книг он читает здесь впервые. Как ни говори, а в панский Львов ох как многое не попадало! Теперь приходилось наверстывать упущенное.

Многие радиокомментарии Галана не дошли до нас: в 1944 году во время налета фашистской авиации на Дарницу сгорел вагон, в котором вместе с другими архивами радиостанции имени Т. Шевченко были и копии выступлений Галана. Но многое все же сохранилось.

К. М. Млинченко в Центральном историческом архиве Украины обнаружил еще около двадцати радиовыступлений писателя. Поиск этот ведут сейчас многие исследователи.

26 октября 1943 года в типографии издательства «Московский большевик» начала печататься книга Галана «Фронт в эфире». Она вышла в том же 1943 году тиражом в пятнадцать тысяч экземпляров. В нее вошли пятнадцать радиопамфлетов, написанных с марта по декабрь 1942 года, и статья «Сталинград», переданная по радио в феврале 1943 года.

Выступая перед микрофоном, Галан вел борьбу с лжецами гитлеровской радиостанции «Радио Вейксель». Сборищем разношерстных лжецов из «зверинца Геббельса», «пиратами эфира» называл их писатель. «Радио Вейксель» обращалось с передачами к населению оккупированных советских районов, сеяло неверие в победу Советской Армии. С сарказмом говорил Галан, что гитлеровское радио, передавая информации с фронта, «„убивает“ на среднем секторе Восточного фронта в немецкой передаче пятьсот красноармейцев, в русской — тысячу, а в позднейшей, украинской, — более тысячи пятисот».

Выступления Галана наносили удар гитлеровской радиопропаганде.

Гневные слова писателя летели на захваченную, но не покоренную врагом землю, поднимая на борьбу новые отряды народных мстителей. У тайных радиоприемников их слушали члены львовской Народной гвардии имени Ивана Франко; перепечатанные в партизанских типографиях, они доходили в котомке гуцульского крестьянина до верховьев Карпат.

«Товарищ, не промахнись!» — призывал писатель. И когда московское радио передавало, что, скошенный партизанской пулей, падает гестаповец на центральной улице Львова, летят под откос немецкие поезда под Ровно, по всей Украине бушует пламя великого народного гнева, Галан знал, что в этом пламени есть искры и его «горячего, беспокойного сердца».

«Сказывают, на вас частенько фашисты сбрасывают бомбочки. Я продолжительное время испытывал нечто подобное в Купянске… Но есть все основания полагать, что этого уже ненадолго у них хватит», — писал Галан одному из своих друзей.

Но как он оказался в Купянске?

Мария Александровна узнала об его отъезде в этот город одной из первых.

— Можешь меня поздравить! — сказал Галан.

— С чем?

— Во-первых, награжден медалью «Партизану Отечественной войны»…

— А во-вторых?

— Во-вторых, я еду к фронту.

Сердце Марии екнуло.

— Куда?

— На прифронтовую радиостанцию «Днепр», в Купянск. Наконец-то добился. Ты рада за меня?

— Рада… Только ведь там…

— Не стреляют… Изредка швыряют бомбочки. Но я, ты знаешь, заколдованный.

— Писать будешь часто?

— Каждый день.

— Врешь, конечно?

— Ей-богу! Клянусь!..

Писать «каждый день» ему, конечно же, не пришлось.

Работать в Купянске приходилось под постоянными бомбежками и обстрелом с воздуха. «Гитлеровцы создают нам музыкальный фон», — шутили на радиостанции.

В сентябре 1943-го едет в Харьков. На этот раз от радиостанции «Днепр».

«Работа моя славная, хорошая, — пишет он будущей жене из Купянска 15 сентября 1943 года, — и я делаю ее как могу лучше, со всем пылом моего неспокойного сердца… Я очень горд, и я люблю эту бурю не ради самой бури, а за то, что она дала мне возможность поверить в себя, за то, что она преисполнила меня той страстью, которая позволит мне… творить дела, которые, быть может, не сойдут со мной в могилу…»

Это не так уж часто встречается, чтобы и в личных письмах, и в книгах человек был совершенно одинаков.

27 июля 1944 года высыпавшие на улицы жители Львова встречали первые советские танки. Отдельные разведчики-танкисты прорывались в город и раньше, начиная с 23-го, но гул танковых армад жители города услышали в тот день, когда Москва салютовала двадцатью артиллерийскими залпами в честь взятия Львова.

Когда увешанные гирляндами и засыпанные цветами танки-тридцатьчетверки, гулко грохоча, проносились по Академической к плацу Болеслава Пруса и дальше, к Стрыйскому шоссе, устремляясь к Карпатам, в комнату Галана ворвались друзья:

— Львов взят! Ура!..

А он стоял побледневший, и было заметно, что в глазах у него слезы…