Ярослав Мудрый

— Знаю, — сказал Рейнберн, — но помни, князь, что и митрополит, и Анастас на твоей стороне, пока за тобой сила: они всегда будут на стороне того, в чьих руках власть. Пошатнется твое положение — и они отвернутся от тебя, да и то помни, что они греки, а русское духовенство не на твоей стороне: оно на стороне Ярослава. Ты видел Илариона?

— Нет, не видел, и, конечно, он не станет искать встречи со мной…

— Все-таки ты должен повидаться и с ним, и с Горисветом, и с Предславой. От них в Киеве все зло. Братья твои рассеяны по своим землям, с ними тебе легко будет справиться, но за Предславу, Горисвета и Илариона постоят киевляне. Помни это… Ну да потолкуем еще завтра: ты, я вижу, устал с дороги…

На следующий день утром в гриднице собрались Святополк, его жена Клотильда, Рейнберн и Фридрих. На губах у Клотильды, женщины высокого роста, с умным взглядом голубых глаз, змеилась презрительно-недовольная усмешка.

Святополк сидел понурив голову и пил пиво из большого ковша.

— Тут дело первой важности, а он не может обойтись без вина и пива. Чего ж ты молчишь?

— А вот почему, — ответил Святополк, ударяя кулаком о стол. — Мне порой кажется, что неладное мы задумали, что все наши планы разлетятся и что нам придется бежать отсюда, если, конечно, мы останемся живы…

— Его, старшего брата, лишают законного права, а меня и детей хотят лишить всего… Что ж я, польская княжна, для того шла за тебя замуж, чтобы быть под властью того или другого из братьев твоих? Не потому ли и выдал меня отец мой за тебя, что ты уверял, что будешь великим князем? Отец мой скоро будет уж не князем, а королем, а его дочь и внуки сидят на скудном уделе! Хорош муж!..

Святополк ничего не ответил на слова Клотильды. Он еще ниже опустил голову.

— Слаб ты духом, князь, — заговорил Рейнберн. — Клотильда — женщина, а мужественнее тебя, и мужественнее потому, что сильна ее вера в могущество папы и друга его императора Генриха Второго. На чьей стороне папа, тот и будет победителем, а кроме папы, за тебя и император, и тесть твой, князь польский, а народ всегда идет за победителем.

Тогда встал Святополк. На побледневшем лице его сменялись злоба и тяжелая грусть. Он заговорил взволнованно:

— В недостатке мужества меня еще никто не упрекал и, думаю, никогда не упрекнет. Много ли было людей мужественнее и отважнее деда моего Святослава, а, по голосу всех, я вышел в него… Отрок, турий рог вина, да скорей…

— Опять? — заметила Клотильда.

Святополк несколько раз прошелся по гриднице. Когда принесли вино, он выпил большой глоток и снова стал говорить:

— Да, в недостатке мужества не меня упрекать. Что ж! Посмотрим, посмотрим, одолеет ли меня хитрец новгородский, а что касается Станислава Смоленского, Святослава Древлянского, Бориса и Глеба…

— Первым делом, — перебил Рейнберн, — надо избавиться от двух последних.

— Ты знаешь, как поступили с братьями тесть твой Болеслав польский и Болеслав чешский… Конечно, — Вставила Клотильда, — и ты должен поступить так.

Святополк снова сел и задумался. Присутствовавшие следили за ним с беспокойством во взоре.

— Будь по-вашему, — заговорил он наконец. — Отроки, позвать сюда бояр Путяту и Горясера и боярцев Тольца, Еловита и Лешка.

— Привержены ли вы ко мне всем сердцем? — обратился к ним Святополк, когда они вошли в гридницу.

— Можем головы свои сложить за тебя, — ответили бояре.

— Ты, Путята, с Тольцем, Еловитом и Лешком иди на Альту к Борису, а ты, Горясер, взяв своих людей, держи путь на Муром к Глебу. Не говорите никому о том, что я приказываю вам сделать… Убейте братьев моих Бориса и Глеба…

Бояре и боярцы вздрогнули, но ни слова не проронили. Молча поклонились они и вышли из гридницы.

— Не медлите, — крикнул им вдогонку Святополк, — поезжайте сегодня же, — и, обращаясь затем к Рейнберну, жене и Фридриху, спросил: — Довольны ли теперь?

— Такого мужа я люблю, — ответила Клотильда. — Я, впрочем, и не сомневалась в тебе!

— Помни, что папа и тесть твой Болеслав поддержат тебя, — сказал Рейнберн, возводя очи к небу.

VI

На следующий день в Десятинной церкви состоялось отпевание и погребение тела почившего великого князя. Несколько дней спустя в великокняжеский терем переселились из Вышгорода жена Святополка Клотильда, епископ Рейнберн, патер Фридрих, все бояре Святополковы и челядь. Однако вскоре Клотильда с Рейнберном и ляшской челядью уехала в Краков к своему отцу Болеславу. Рейнберн и Фридрих решили, что за легко доставшийся Святополку на первых порах великокняжеский стол ему придется еще выдержать немалую борьбу, почему Клотильда находила небезопасным оставаться в Киеве.

С Клотильдой уезжал и Рейнберн, Фридрих же должен был остаться при Святополке для руководства им и сообщения в Краков о ходе дел, причем в случае надобности предполагалось выслать Святополку подмогу из Кракова.

Немного спустя после их отъезда к великому князю был позван Якша.