Ярослава. Ворожея (СИ)

Морошка кислит, если без меда. Но муж где-то и его нашел для нее, и оттого напиток кажется дивным, а Ярослава удовлетворенно зажмуривает глаза. Вкусно. И сладко. И Яра уж не разберет, от чего - от меда ли, от тепла родного. От поцелуя... И никогда прежде губы мужа не казались ей такими сладкими, как здесь, посреди всего, что солодно.

А Дар снова укрывает ее своим телом, которое горит все жарче.

***

По утру избы Светломеста опустели.

Все село вывалило на головную улицу, по которой ровным строем шли его дети. По молодцу с каждой избы. Всего тридцать, как и велел Вацлав. И пусть прах его уж снесли на старое капище, а наказа ослушаться не посмели: боялись гнева самого Камнеграда.

Статные, рослые воины. Все как один с пшеничными волосами да синими глазами. С нехитрым оружием, что удалось собрать со всего села.

И среди него - оружия этого - меч встречался редко. А еще реже - лук. Охотников в Светломесте было немного. Все больше пахарей, у которых единственной защитой - клинок в ножнах. Вацлав обещал мечи с самого Каменного Города, в оружейных которого скарба не счесть. И, стало быть, нужно только дойти...

Воины не боялись. Не пристало бояться что боя, что самой смерти, - так их учили с детства. Да только и погибать по-за родными стенами, да к тому ж с сохою в руках, не хотелось. Только б степняк не напал по дороге, потому как в Городе Престольном - тонкие клинки, что в ножны ложатся легко, невесомо. И сталь певуче рассекает воздух...

А тем, кто с десяти саженей лосю в глаз стрелой попадает, говаривали, лук дадут. Правда, таких в селе было немного. Свят вот, которого и след простыл. Да други егоные, числом двух. Их, видать, выставят к высоким бойницам с прорезями-окнами, да стрел дадут.

Бабы ревели. Громко, отчаянно. Они еще помнили Белоград и неуемную жажду Унислава Белого. Кровь, что откупала многое. И остывшие сенники. Мужиков, что по концу войны не досчитались. И одинокие бабьи ночи, в которых единственной радостью - сопенье малеч, успевших родиться по-за скупой прощальной лаской.

Помнили и боялись.

И даже хворь редкая, что съедала село все скорее, не так пугала молодиц. О хвори нынче думала лишь Веселина. Нареченный ее, Литомир, понемногу опритомнел.

Разум вернулся, осветив чело мужа прежней силой. И в глазах снова упорство появилось. И Лина поняла - то верный признак, что муж ее возвратился.

А вот Нег, что так скоро окриял благодаря Заринке, снова слег. Горел все сильнее. И выгибался дугою, хрипя пузырями.