Ярослава. Ворожея (СИ)

Если спешиться сейчас, у самих стен Города Каменного, да пройти тайком к Белограду, он потеряет время. А оно нынче ценно, потому как с каждым днем - степняк чувствовал это - зло становится лишь сильнее. И раз отец его названный прибыл к городу с войною, то в том посыл самих богов старых.

Дар выстроил степняков и кивнул Орму:

- Пора начинать!

Два рога пропели почти одновременно. И обе армии сорвались с места, понеслись.

Стены каменные держались крепко. И Дар впервые в жизни жалел, что отдал проклятье так рано. Если бы воззвать к орлу горному...

Но то - в прошлом. И нынче они сами собою. Стрелы посылают в бойницы узкие, и, пока те немеют от смерти, ставят высокие лестницы к камню красному.

Дар считал.

Первые две лестницы с воинами рухнули в овраг. А за ними потекла смола густая, что тут же запылала огнем зеленым. Ворожебным. Потому как такого среди людей не сыщешь. И, значит, Камнеграду грозит что-то более страшное, чем война. Знает ли отец его, Тур Каменный?

Дар надеялся, что войдет в город и спросит его за все. За себя и за матку. За время утерянное. За рубцы на детском сердце да тавро на запястье. За кровь вот, что лилась на землях чужих. Простит ли? Не знал, потому как нынче казалось - нет. Да только у него, Дара, теперь судьба другая.

Он улыбнулся...

Верно говорила Ярослава: если дать людине имя новое, то и судьбу переписать можно. И теперь он не сын Князя Каменного, Туром прозванного. И не второй сын Степного Льва.

Он - Дар. И скоро сам станет отцом. А, значит, найти в душе прощенье надобно. Потому как отравят, выпьют его злость да месть до дна. И он отчего-то разом понял, что уже простил родича своего.

И тогда, верно, не с войною придет в город родной. Но со спасеньем...

***

Горница, что приняла Нега, была узкой и темной, и та свеча, что горела одиноким светочем серед стола обыкновенного, хлипкого даже, лишь на ладонь разгоняла мрак. Мрака малец страшился еще с подземелья, в котором-то и провел всего одну ночь, а вот хватило с него...

Темнота густела, и уже на скамье под образами становилась вязкой, словно бы клубясь. От этого Негу было еще неудобней, муторошней.

Мрак закопошился, а мальцу стало ясно: там, под образами святыми, жил не только он. На узкой лавке, что покоилась в углу, копошилось еще что-то. Оно разглядывало Нега с минуту, а потом вдруг заговорило: