Ярослава. Ворожея (СИ)

Нога шлепнула по морской воде - и ворожея поняла, что была права. В трюме корабля действительно зияла пробоина, а холодная морская вода поднималась все выше и выше, норовя перешагнуть через высокий сапог.

Ярослава с трудом двинулась вперед.

Катергон бросало из стороны в сторону, отчего он еще скорее набирал ледяной воды. Трюм кренился набок, и Яра впервые с испугом подумала, что может не добраться до палубы корабля. Разумела ли, что будет делать дальше? Верно, нет, потому как до палубы было больше пятидесяти саженей, а ноги все сильнее покрывались сизо-зеленой водой с кусками ледяной корки.

Становилось холодно. И высокие меховые сапоги уже не спасали. По-за шерстяными холстинами, окутывавшими ноги знахарки, обиженно хлюпнуло море, и кожу закололо от лютого холода.

Ворожея прислушалась. Вой ветра и звон колющегося льда заглушали другое, звонкое лязганье. Но здесь, у самого проема, она разобрала не только звуки северной воды. Глухо кричали моряки. Резко, рвано. И оружие свистело все напористей.

Яра прислушалась, пытаясь отыскать в общем гуле голос того единственного, кто был ей дорог. И не смогла. Тогда-то и поняла ворожея: они попали в беду, потому как Дар - ее Дар - не оставил бы одну в такую минуту. А значит, верно она решила, когда покинула каюту, чтоб спасти нерожденное дитя. Вот только не поздно ли?

Шаги давались Ярославе тяжко - вода прибывала с огромной скоростью. Ледяная, она сковывала и резала плоть по-живому, а темно-зеленые водоросли опутывали ступни, заставляя ворожею спотыкаться раз за разом.

Знахарка прислушивалась к запахам. Неужто снова та сладкая напасть, что резко пахнет медуницей? Но нет, лишь соль. Море, водоросли, рыба сама. А сладости нет.

Еще с десяток шагов - и крики людей, замешанные на визжании стали, слышатся все ярче. И взгляд Ярославы скользит по стене катергона в поисках защиты. Пальцы смыкаются на увесистой лампе, что, растеряв остатки масла при крене, гаснет прямо перед глазами.

Ворожея никогда не держала в руках оружия и, верно, не понимала, для чего оно ей. Но с тяжелой лампой в сизой темноте становилось смелее.

Дитя в утробе волновалось. Толкало тонкой ножкой под ребра матери, и боль эта заставляла Ярославу собраться. У него никого кроме нее не было. Так могла ли ворожея подвести малечу?