Ярослава. Ворожея (СИ)

И она останавливает Дара: нет, не пойду.

Он тянет ее к худенькой лодке, что уже спущена на воду. Просит в голос, чтобы жена его послушала, чтоб уплыла от корабля подальше. Оставляет рядом с ней мальчишку с рыбацкой деревеньки, что довезет ее до суши.

Дар верит мальчугану - он заплатил за жизнь жены мешком с алтынами. И малец честен - степняк видит это. Да и в море ходить привык. Стало быть, справится.

Что корабли? Они не тронут женщину с ребенком, не в воинской это чести. И, значит, у них появится шанс.

Но Ярослава снова противится: она не бросит мужа здесь одного. Дала обеты святые. Там, в храме лесном. Перед богами. И небожители не простят ей забытого. Она сама себе не простит.

Дар обнимает свою нареченную крепко. И в прикосновении этом Ярославе чудится прощание. Что ж, пусть так.

А когда разнимаются они, перед ворожеей возникают мечи, приставленные к груди, и окружившие их люди, - все, как один светловолосые, грубо выкрикивают команды.

Малец, что получил кошель с золотом, не убегает с корабля, а становится разом с Даром и Ярославой, чтобы перевести:

- Они приказывают нам покинуть судно.

- Для чего? - Спрашивает Дар.

Малец говорит с воинами на незнакомом наречии, а потом переводит:

- Говорят, Орм Кровавый желает видеть вас.

***

Нег словно бы очнулся ото сна.

Мир кругом выглядел другим - цветастым, словно маткин платок. И дрожал силою живою, которую малец нынче чувствовал отчаянно.

Поруч с людьми его ладони кололо и жгло, отчего он разумел: так ведет себя энергия живая. А вот со стороны капища шел другой гул: холодный, глухой. И пальцы не кололо, лишь подрагивали под кожей остатки эманаций. У кого сильнее, у кого - горше.

И отчего он пришел на место святое, сам уразуметь не мог. Только тянуло его туда, словно бы пчелу летнюю на мед. Сил не оставалось противиться.

А ведь и не само капище звало. Не сами могилы.

Его тянуло к глубокой яме, что была вырыта днями раньше чуть наокол. А ведь и камня поминального не осталось: видать, покойник не своею смертью помер. Иначе отчего бы ему не лежать подле других?

Нег остановился. Распростер руки над черным зевом и выпустил из-под кожи немного огня. Красные языки лизнули корку льда, что успела покрыть могилу, - и вновь вернулись к ладоням. Задрожали-загудели.

И гул этот испугал мальца так, что тот не понял сразу, отчего кинулся наутек. Впервые одолел его такой страх, с которым ни разум, ни чувства его не справлялись. И, знать, не просто такое приключалось.