Ярославичи

Клещин жил, как полагают, три века. Укоренился, оброс посадами, был славен ремеслами, что подтверждают раскопки. В них найдены секиры, мечи, топорики, женские украшения: затейливые подвески, колечки, фигурные пряжки, бусы, керамика с орнаментом. Короче, люди обжились и начали украшать свой быт. И как повествует легенда, ремесленный и торговый люд, узнав о переносе города, возроптал. Привычка ли, могилы предков на склоне горы, простор, приволье, с горы дивный вид на озеро, на окрестности, — кто знает теперь, какие причины заставили жителей Клещина противиться воле князя.

— Только, — передавал Головин бывальщину бабки, — днем избы в Клещине разбирали, перевозили на низкий берег, а утром они оказывались на прежнем месте. За ночь их успевали перетащить и снова сложить, как будто и не было никаких переездов.

Новое победило, в конце концов, но старое не забылось.

Слушая Головина, я представляла, как темной, сырой сентябрьской ночью, в посконь одетые бородатые мужики, собравшись миром, тянули на старое место бревна, а жены и ребятишки, боясь проронить хоть единый звук, тащили добришко и гнали скотину, веря, что богоугодное дело вершат, не разрешая опустошать родное гнездо, где жили многие поколения предков.

Родоначальник российского флота

По утоптанной дорожке мы поднимались вверх от того места, где сошли с попутной машины, оставшейся на лужайке у озера. Впереди, то и дело оглядываясь и останавливаясь, чтобы дополнить рассказ еще какой-нибудь интересной деталью, шел Юрий Николаевич Стародубов, Юра, Юрочка, — как-то не хотелось его называть полным именем, очень уж казался он юным.

Карие, широко посаженные глаза открыто и доверчиво смотрели из-под медно-рыжеватой челки, совсем закрывающей лоб, и от этого казались еще больше. Никак не верилось, что ему двадцать семь лет и вот уже пять из них он работает в Переславском историко-художественном музее, а связан с ним еще больше — с того времени, когда он действительно был еще школьником.

Сейчас мы идем в филиал музея — «Ботик Петра». Само здание стоит на высокой горе Гремяч, где в Петрову пору и началась эпопея создания первого военно-морского флота России.

Шестнадцатилетний Петр приехал сюда после того, как обнаружил где-то в сарае остатки какого-то суденышка и воспылал идеей построить флот. Охота его, как он вспоминал позднее, становилась час от часу все более. И он стал пробовать, где находятся воды, подходящие для его потешной затеи. Ему объявили, что Переславское озеро «наибольшее». Мелководное Неро тоже было в поле внимания Петра.

Юра остановился, повернувшись к синим водным просторам, уходившим к самому горизонту.

— Подождем тетю Талю, — сказал озабоченно.

Татя Таля — Татьяна Ивановна Ямщикова хранит ключи от музея и убирает его. Еще внизу, пока Юра, задержавшись на несколько минут, договаривался с каким-то представителем об экскурсии, которую тот хотел привезти на следующий день, она, появившись из магазина, успела мне сообщить, что работала вышивальщицей на фабрике «Новый мир».

— Ждала пенсии, думала, вот отдохну, нагуляюсь вволю, ездить буду везде. Пять месяцев, правда, гуляла и отдыхала, кое-куда даже съездить успела, а потом от этого отдыха не знала куда и деться. В пору было криком кричать, звать людей. А все заняты. Хорошо, что тут вот работа нашлась. Людей посмотришь, текут, как река. И всякие, и молодые, и старики, интересуются...

Все-таки не так-то быстра стала на ногу Татьяна Ивановна. Глаза живые, а на подъеме отстала. Услышав последнюю фразу Юры, подхватила: «Куда там Неро, разве сравнишь с нашей красотой...»

Место действительно было редкостно живописное. Синело озеро, шуршали листвой березы, остро пахла сочная, густая трава, вся в желтых фонариках одуванчиков.

— Скоро косить, — заметила Татьяна Ивановна, окинув взглядом зеленый и радостный склон холма. — Как одуванчики покроются, можно и начинать.

Юра пропустил ее замечание. Его увлекало другое. Вот любопытно: наверное, сколько раз он об этом рассказывал, как Петр строил здесь корабли, и все равно с каким увлечением! Наверное, к этому трудно привыкнуть. Слова Петра читал наизусть, как стихи: «Я под образом обещания в Троицкий монастырь у матери выпросился, а потом уже стал просить ее и явно суды делать».

Пояснял:

— Время было тогда беспокойное. Боярские заговоры, происки Софьи. Наталья Кирилловна и боялась за сына, не разрешала длительные отлучки из города.

— Где вы читали об этом? — я имела в виду Петровы слова.

— У нас в музее хранятся подлинные письма Петра. Другие исторические документы. Удивительно, правда? Нельзя прикасаться к ним без волнения. А как он относился к матери...

И снова читал:

— «Вселюбезнейшей и паче живота телесного дражайшей моей матушке, государыне царице и великой княгине Натальи Кирилловне, сынишка твой, в работе пребывающий Петрушка, благословление прошу. А о твоем здравии слышать желаю. А у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего [20] числа, и суды все, кроме большого корабля, в отделке...»