Читаем Ярославичи полностью

Те трагические годы привлекают внимание историков и драматургов. А толстовская пьеса «Царь Федор Иоаннович» не сходит со сцен театров, волнуя зрителей силой образов, остротой конфликтов. В который раз в опасности были судьбы России, и тот, кому в силу наследной власти предстояло решать их, как говорит предание, родился вот тут, в пяти верстах от древнего Переславля.

Удивительно богатство исторической памяти старых людей. Мои спутники не были стары годами, но, видно, в юности наследовали бывальщины, легенды патриархального Переславля.

— Грозный любил тут охотиться. Вот там есть Косаров овраг, а дальше стояли леса. Лисы, медведи, лоси — полно зверья, — сказал переславец.

— Оно и сейчас не перевелось, а Грозный не только охотился, он и на богомолье сюда приезжал, — поддержал его «гость». — А заодно укреплял и Никитский монастырь — форпост опричнины. Эту Косарку в народе любили, помнишь, какие тут бывали гулянья?

— Маевки тоже тут проводили. Учительница рассказывала...

И опять вспоминали какую-то Елизавету Никитичну, которая водила их на экскурсии по местам, связанным с революционными событиями в Переславле. Сюда, на Косарку, на Красную площадь, к Спасо-Преображенскому собору, где первого мая семнадцатого года Советом рабочих депутатов проводилось празднование пролетарского весеннего праздника. Ходили они на фабрики, ткацкую — «Красное эхо» и на ту, где делали кружева, тогда еще принадлежавшую концессионеру. Перед революцией многие из предприятий прибрали к рукам иностранцы.

— Тут всегда можно было поесть за пятак. — Спутники снова вспомнили о часовне, проголодались, наверное. — Монахи срубят прилавок, расставят свои угощенья, — пожалуйста, выбирай, что хочешь. Вкусно готовили, были по этой части мастера.

— И чем же кормили?

Мне доводилось разное слышать о монастырской кухне.

— А это смотря по времени. В скоромные дни обязательно щи. Густые, наваристые, душистые. Рубец под хреном — теперь-то уж и не знают, что это такое. Каши разные: гречневая в желудке, сочная, вкусная, с печенкой. Кто попостнее хочет, то с молоком. А пироги какие! С мясом, с ливером, с грибами, с луком, с вязигой, с капустой — особенно их люблю. — «Гость» говорил со смаком и так выразительно, что было в пору свернуть с дороги, заехать в «Лесную сказку» — тут ресторан открыт при дороге, где тоже кормят изрядно. Дают жаркое из лося, кабана, изюбря, грибные блюда, подливки, квасы и сбитень.

Спутники, дразня аппетит, предавались воспоминаниям.

— Любил я постные кисели — овсяный, гороховый с льняным, с конопляным маслом. Тут до войны еще жали масло, теперь и вкуса не знают. А ведь какой полезный продукт. Ездили лошадьми, прогоны большие, надо было где-то передохнуть, закусить налегке. У дорог часовни и ставили. Одну в Василеве проехали, жаль, разрушается.

— А говорят, история с Федором — вымысел, — сказала я, глуша аппетит.

— Ну что ж, может быть. Теперь свидетелей нет, толкуют по-разному, — суховато и даже неприязненно откликнулся спутник.

Зачем невзначай я опять затронула эту тему? Видно, чем-то обижен был этот пожилой человек.

И вот, наконец, с Поклонной горы открылось озеро — огромная чаша, наполненная водами истаявшего здесь ледника.

Стоя тут, Александр Островский по пути в свое Щелыково смотрел очарованный на озеро, сравнивал его, взъерошенное ветром, со вспаханным полем, безбрежным и синим. О переславцах сказал, что народ они красивый и рослый, умный и обаятельный, вольный умом и откровенный — душа нараспашку.

На берегу Плещеева озера, у холмов, увенчанных древними монастырями, раскинулся город сложной судьбы — Переславль-Залесский, родина Александра Невского.

Дорога вливается в город, и он встречает путника рядами деревянных домов старинной архитектуры. Сады, палисадники, огороженные штакетником. Кое-где на трубах кованые узорчатые дымники. Известен один из переславских мастеров Чупрасов, потомок древней династии художников-кровельщиков.

Высятся над кронами деревьев луковки храмов. Длинная, рассекающая город улица, как и прежде, остается важнейшей транспортной магистралью, и жить на ней, вероятно, не очень спокойно. Ближе к центру города трехоконные домики перемежаются с каменными постройками, которые начали возводить в XVIII веке, — их с Поклонной горы не видно, но зато вдали, почти у самого горизонта, размытые сизоватой дымкой, проглядываются корпуса шестого микрорайона. Это, пожалуй, и не район, тем более уж не «микро», а новый город, который деликатно отступил от древнего центра. А вырос он рядом с крупнейшим в Переславле-Залесском предприятием, которое переславцы называют просто химзаводом. Многие из них мечтают получить квартиру или вступить в жилкооператив в том микрорайоне, потому что многоэтажные эти дома снабжены удобствами, отвечающими современному образу жизни.

Все же сколько настроили за каких-нибудь десять-пятнадцать лет! Мы смотрели на дальнюю окраину Переславля, туда, где теснились многоэтажные здания и пластались по горизонту дымы из труб.

Перейти на страницу:

Все книги серии По земле Российской

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука