Ярость

В подобные минуты знаменитая ольштынская нейрохирург Агнешка Зюлко-Сендровская была благодарна своей покойной родительнице за то, что та все время повторяла: каждый приличный дом должен быть всегда готов к приему неожиданного гостя.

Сейчас она могла поставить на подносе кофейные чашки, порезанную на кусочки бабку, поломанный на кусочки новый шоколад Веделя[137] со вкусом конфет «Сказочные» и обычный горький. Хозяйка еще глянула в кухонное окно, хорошо ли она выглядит при это неожиданном визите. Очень даже ничего. Снова помогало мещанское воспитание, которое не позволяло шастать посреди дня в пижаме, растрепанной и без макияжа. Даже когда ей не нужно было идти на работу, и нечего было делать.

Она еще поправила длинные черные волосы, обтянула простое, синее платьице, чтобы оно не морщило между бюстом и тонким пояском, и направилась в салон.

После встречи в больнице, когда она случайно столкнулась с прокурором Теодором Шацким, Зюлко-Сендровская не могла простить себя за то, что не пригласила того к ним на чай и даже не представилась. Женщину беспокоило, что тот мог принять ее за какую-нибудь психованную особу, которая цепляется к незнакомым. А она попросту столько слышала о нем, столько читала, что чувствовала, как будто встретила знакомого. Даже просмотрела на Ютубе ролики с его участием, где он выступал на различных пресс-конференциях.

И все это по той причине, что у ее ребенка был бзик в отношении права и справедливости. Женщина улыбнулась собственным мыслям, это прозвучало политически двузначно. Как нечто такое, чего Мала, скорее всего, никогда бы не написала на своей футболке: «У меня бзик на пункте права и справедливости[138]».

Хозяйка поставила поднос на низеньком столике возле углового дивана, где уже стояли чайничек и кофейник.

Она улыбнулась прокурору, думая про себя, что тот выглядит не самым лучшим образом. Если цена сражения со злом и преступлением должна быть такой уж большой, она предпочла бы, чтобы Виктория подобной карьеры для себя не выбирала.

— Большое спасибо за то, что вы позвонили да еще позволили пригласить себя на полдник, — сказала она. — Не знаю, известно ли это вам, но для Виктории было весьма важно, чтобы диплом в школе вручал ей именно вы.

— Действительно? — изобразил вежливое удивление Шацкий, вкладывая в рот кусочек шоколада.

— Боже, надеюсь, что я не выгляжу какой-нибудь психованной поклонницей, — Виктория покраснела, нервно хихикнула, а ее мать испытала родительскую гордость.

Сколько же девичьего обаяния было в этой девушке, сколько привлекательности!

— Просто я интересуюсь правом, мне бы хотелось изучать юриспруденцию, вот я и проверяю для себя кое-чего… Господи, что-то все у меня путается. Да, в свою очередь, я ведь познакомилась с вами задолго до того, как вы начали здесь работать. Я читала про KSSIP,[139] про прокурорскую практику, потом, просто так, закинула в Ютуб запрос «прокурор», и тут вы и выскочили.

— И что? Как я вам показался?

— Откровенно? — Виктория скорчила смешную мину, щуря глаза. Ребенок, еще не уверенный в собственной взрослости, как будто бы этого немного стыдящийся.

— Понятное дело, что откровенно. Будущая пани прокурор не может лгать.

— Меня убило то, как вы выглядел. Этот ваш костюм!

— Вика! — Мать решила вмешаться, у нее не было желания разбирать дамско-мужские подтексты.

— Мама, успокойся, — Девушка произнесла это таким фарсовым тоном, что все рассмеялись. — В том смысле, что на вас этот костюм выглядел словно мундир. Даже больше скажу: словно костюм супергероя. Ведь у каждого супергероя есть свой костюм, правда? То ли трико, то ли плащ или что-то там.

— Вика, через мгновение мне станет стыдно за тебя.

— Ой, мама, я же ничего плохого не говорю. Я только хочу сказать, что вы не выглядели государственным чиновником. Кем-то большим… Кем-то таким, находящимся на стороне добра.

— Думаю, вам следует поговорить с моим асессором, — обратился прокурор Шацкий к Вике; Сендровская заметила, что ее дочери льстит эта взрослая беседа, когда к ней обращаются на «вы». Он недавно закончил краковскую школу, и, чего уж там, вам понравится. Он даже более супергероический, чем я. Вечно в костюме, всегда натянутый, всегда в роли. Иногда у меня складывается впечатление, что вместо совести у него уголовно-процессуальный кодекс. Его не интересуют мотивации, смягчающие обстоятельства, личные связи или травматические переживания из детства. Он не успокоится, если кто-то рядом нарушил закон.

— Звучит несколько прохладно, — вмешалась девушка.

— Мне кажется, что холод помогает справедливости, — заметил Шацкий. — Эмоции затемняют дело, они не позволяют объективно оценить ситуацию.

— А вы работаете парами, как полицейские? — заинтересовалась Виктория.