Ярость

— Две недели назад. Десять дней назад пациент покинул их лечебницу и отправился домой. Чтобы сказать точно: пятнадцатого ноября. Вроде как, дождаться не мог субботней прогулки.

— Но это же невозможно, — ответил Шацкий, всматриваясь в две косточки стопы, которая более недели назад, якобы, прогуливалась по варминьскому лесу. Он соединил кости и начал сгибать, искусственный сустав работал идеально.

Франкенштейн вручил Шацкому небольшой листок.

— Данные пациента.

Петр Найман, проживающий в Ставигуде. Родился в 1963 году, неделю назад ему исполнилось пятьдесят лет. Или исполнилось бы пятьдесят лет.

— Благодарю вас, профессор, — сказал прокурор. — К сожалению, я вынужден затруднить вашу жизнь на факультете. Вы не имеете права трогать останки, никто не может сюда входить и что-либо трогать, пока полиция не заберет все это в лабораторию для последующего анализа. Мы и так уже достаточно загрязнили доказательный материал. Выходим.

Идя к двери, он уже складывал в голове план следственных действий. Конечно, может оказаться и так, что Найман сидит сейчас в тапочках и телевизор смотрит, произошло какое-то курьезное недоразумение, просто во время пьянки в учебном заведении смешались кости. Но действовать следовало так, как будто это была наименее вероятная возможность.

— Пан прокурор… — Франкенштейн красноречиво указал на него пальцем.

Шацкий выругался про себя. Да, очень профессионально он только что представился, черт подери. Прокурор вернулся к столу для вскрытий и положил на месте косточки, соединенные искусственным суставом.

— Вижу, вы тут весело проводите свободное время, — злорадно заметил он, указывая на остатки пиршества.

— А пан что, газет не читает? Мы получили Гран При на Ярмарке Инноваций в Брюсселе. Впервые со времен Религи[26] с его искусственным сердцем. За проект, позволяющий в 3D просматривать модели, создаваемые на основании объединения данных томографии и магнитного резонанса. Совершенно гениальная штука!

— И вы празднуете в прозекторской?

— Всегда, — ответил профессор таким тоном, как будто это было самым обычным делом. — Мы обязаны помнить, кто сопровождает нас на каждом шагу.

— И кто же? — спросил Шацкий механически, когда они уже вышли из прозекторской и направлялись по коридору к выходу. Мыслями он был в совершенно ином месте.

— Смерть.

Прокурор становился, глянул на профессора.

— Вы можете объяснить, как от человека всего за неделю может остаться скелет?

— Конечно. В настоящее время я обдумываю пять гипотез.

— И на когда пан будет готов, чтобы о них поговорить?

Франкенштейн внезапно уставился куда-то, словно перед ним открылась безграничная даль, а не висящая на стене доска с расписанием занятий. Это не могло быть добрым знаком. Эксперт-патолог заставил бы ожидать подобного заключения месяца два-три. Ну а профессор, к тому же доктор наук?

— Завтра, в одиннадцать. Но вы должны оставить мне эти останки. Ни о чем прошу не беспокоиться. Во-первых, я учил большую часть польских патологов; во-вторых, здесь у меня имеется оборудование, по сравнению с которым ольштынская криминалистическая лаборатория — это набор юного химика.

— Я не беспокоюсь, — ответил на это Шацкий. — До завтра.

Профессор, доктор наук Людвик Франкенштейн неожиданно положил ему руку на плечо и поглядел в глаза.

— Вы мне нравитесь, — сказал он.

Шацкий даже не улыбнулся в ответ. На лестнице он глубоко вдохнул в легкие ноябрьский воздух. Коленки у него подгибались, в глазах мутилось. Коленки подгибались потому, что если бы не привычка еще из Варшавы, он попросту приказал бы закопать останки, а вместе с ними и доказательство небанального преступления. Конечно, его несколько беспокоило то, что справедливость не восторжествовала. Но при мысли, что мог бы сам себя лишить самого обещающего за много лет дела — при этой мысли ему и вправду делалось нехорошо.

4

Похоже, ему не хватало действия. Сейчас следовало вернуться в контору, сообщить начальнице о новом, сложном и наверняка вскоре — весьма громком деле. Позвать печального дознавателя Берута, составить план действий. Как можно быстрее выслать кого-нибудь домой к Найману, вызвать его родных для допроса. Попросить кого-нибудь в Варшаве допросить врача, занимавшегося стопой. И ожидать результаты исследований. Как всегда в следствии. Но вместо всех этих рутинных действий он приказал Беруту установить адрес, уже через четверть часа он успел переговорить по телефону с женой Наймана и сейчас ехал по Варшавской — по той настоящей, широкой улице Варшавской — в направлении Ставигуды. Он был возле Кортова, когда с неба что-то начало падать. на сей раз это был не замерзший дождь, но — на удивление — мокрый снег. Громадные хлопья выглядели так, словно по дороге из тучи их кто-то пережевал, а потом с ненавистью выплюнул на лобовое стекло ситроена.

По сути дела, приятное различие после вчерашнего, потому что автомобильные дворники с этим справлялись.