Тёплая вода нежно касается моих ног, когда я бреду через неглубокие волны. Я стала классической беременной женщиной с опухшими лодыжками и ступнями. У меня еще есть три недели, но я так устала. Я эмоционально и физически истощенна. Я пыталась, правда пыталась, но я совру, если скажу что без Джуда это не сложно. Я чувствую, что он вторая половинка меня, и разлука с ним медленно убивает. Может он был прав? Может быть, я должна отпустить его, но как я могу, когда внутри меня растёт его ребёнок? Это просто невозможно.
Я возвращаюсь домой вдоль пляжа. У Марни и меня теперь что-то типа обычной жизни здесь. Мы обедаем на заднем дворе вместе каждый день. С тех пор, как Джуд спас меня, Марни и я стали близки, но за последние несколько месяцев наша связь лишь укрепилась. Он присматривает за мной, и хотя это не его сильная сторона, Марни пытается заставить меня чувствовать себя лучше из-за того, что Джуда здесь нет. Я ценю его усилия, даже если они напрасны. Главное, что я знаю, что мужчина будет любить дочь Джуда, как внучку, потому что Джуд для него как сын. Думаю, что где-то в глубине души Марни нравится наша рутинная жизнь. Как и Джуд, он всегда жил криминальной жизнью, оглядываясь через плечо каждые две секунды. Он уже не молод, и, находясь здесь, нам не нужно чего-то остерегаться.
Я поднимаюсь по ступенькам, ведущим на задний дворик, и открываю французские двери на кухню. Марни здесь нет, что странно. В это время он всегда на кухне. Я иду в поисках мужчины в гостиную. Телевизор включен. Как только я слышу слова, тут же замираю в дверях. Марни сидит на диване, наклонившись вперёд, и внимательно слушает то, о чём говорится.
На экране женщина с микрофоном, стоящая перед перевернутой тюремной машиной.
— В три тридцать дня этот служебный автомобиль свернул с дороги и врезался в канаву. На данный момент неясно, что послужило причиной аварии, хотя была задействована и другая машина. Машина перевозила трёх преступников строгого режима, Маркуса Бэйнса, Ромеро Гонсалес и Джуда Пирсона, которых перевели в тюрьму строгого режима.
Моё сердце начинает бешено биться об рёбра.
— Бэйнс, Пирсон и двое тюремных офицеров были убиты, их семьи уже проинформировали. Считается, что третий заключенный, Гонсалес, сбежал. Поиски продолжаются, а с вами была Дженнифер...
Я сползаю по краю дверной лутки.
Когда Калеб умер, боль была ужасная, но я могла её прекратить, остановить. Это же… Я не могу отгородиться от этой боли. Знаете, это можно сравнить с тем моментом, когда тебе вонзают нож в грудь, а затем крутят его взад и вперёд.
Я знаю, что Марни стоит рядом со мной, но я не могу дать ответа на его обеспокоенные слова.
— С тобой всё будет хорошо, дорогуша, — говорит он. Да, есть много моментов, когда человек может быть в порядке.
Я лежу на кровати, глядя на потолочный вентилятор. Руки давят на мой живот. Я стискиваю зубы, когда ещё одна волна боли проходит сквозь моё тело.
— Это могут быть ложные роды, — говорит женщина с сильным местным акцентом.
— И что это, чёрт возьми, значит? — паникует Марни.
— Это значит, что она либо будет рожать, либо это просто ложная тревога. У неё воды ещё не отошли, — объясняет она.
— С ребёнком всё в порядке? Чёрт. Почему она собирается рожать? У неё в запасе ещё пара недель, — Марни шагает в угол комнаты.
— Этому может быть много причин, но в данном случае, могу сказать, что это из-за стресса.
Я чувствую женский взгляд на себе. Она приехала на прошлой неделе, чтобы проверить меня, и Марни отправил её прочь, объяснив почему.
— С ребёночком всё будет хорошо.
Следует минута молчания, и я знаю, что они оба смотрят на меня, но мой взгляд остаётся неподвижным на вращающихся лопастях потолочного вентилятора. Я знаю, что должна волноваться или что-то типа этого, но я просто… не могу. Всё, о чём я могу думать — это