Ярость

– Пойдем, Чарли, – сказала мама и взяла меня за руку. – Пойдем в мою комнату, выпьем по чашечке шоколада.

– Черта с два, – грубо оборвал ее отец.

Я обернулся к нему. Он продолжал:

– Я вытрясу из него этот шоколад вместе со всей его дурью.

– Ничего ты ни из кого не вытрясешь, прекрати. Ты и так напугал беднягу до смерти.

Отец с перекошенным от ярости лицом схватил маму за плечо, повернул ее к разбитому стеклу под окном кухни и, указывая на него, заорал:

– Вот! Смотри! А ты еще шоколад давать ему собираешься. Он больше не младенец, Рита, и перестань прятать его за своей юбкой.

Мама отдернула плечо, на котором остались красные отпечатки пальцев. – Ступай в дом, – холодно произнесла она. – Ты иногда бываешь невыносимо глуп, Карл.

– Я хочу…

– Не рассказывай мне, чего ты хочешь! – внезапно взорвалась мама. Отец отшатнулся.

– Ступай в дом! Или пойди нажрись со своими дружками! Иди куда хочешь! Только чтобы глаза мои тебя не видели!

– Понимаешь, – начал отец осторожно, – существует такое понятие, как наказание. Тебя учили этому в колледже, или на это педагоги не нашли времени, забивая вам мозги всяким либеральным бредом? В следующий раз твой сын не ограничится несколькими окнами, пойми. В следующий раз он разобьет тебе сердце. Разрушение…

– Убирайся! – прокричала мама.

Я снова начал плакать. Мама взяла меня на руки. Все о'кей, радость моя, говорила она, все будет хорошо… А я смотрел на отца, который повернулся и пошел прочь, засунув руки в карманы, как обиженный мальчишка. Я ненавидел его. И сегодня впервые я понял, как легко можно заставить его капитулировать.

Когда мы с мамочкой пили шоколад в ее комнате, я рассказал, как отец швырнул меня на землю. И потом соврал, будто ничего не было.

Я чувствовал себя большим и сильным.

Глава 17

– И что потом? – заинтересованно спросила Сюзанн Брукс. Все это время она слушала меня затаив дыхание.

– Ничего особенного.

Теперь, рассказав все, я сам себе удивлялся. Почему это воспоминание так долго стояло у меня поперек горла?

Однажды мой приятель Херг Орвилл (мы были еще совсем детьми) проглотил дохлую мышь. Я подзуживал его, а он и правда ее съел. Прямо сырую. Это была маленькая полевая мышка, она умерла от старости, наверное, потому что на трупике не было никаких видимых повреждений. Мама Херга в это время вешала белье во дворе. Она все видела, так как смотрела на нас как раз в тот момент, когда ее сын взял мышь за хвост и опустил себе в глотку.

Она закричала. Вы представить себе не можете, как это страшно в таком возрасте – слышать, как взрослые кричат. Она бросилась к нам и сунула Хергу два пальца в рот. Херг исторг из себя сперва мышку, затем гамбургер, который он съел на ленч, затем что-то жидкое, с виду похожее на томатный суп. Он уже остановился и собирался спросить маму, что, собственно, происходит. И тут она сама начала блевать. Посреди всего содержимого их же лудков мышка выглядела далеко не худшим образом. Отсюда я сделал бы вывод, что когда вы исторгаете из себя непереваренные остатки прошлых воспоминаний, а настоящее ваше еще хуже, то некоторые из прошлых событий выглядят не так уж и скверно. Я собирался сказать это ребятам, а затем решил, что не стоит. Это просто шокирует их, как и история о манерах ирокезов. 

– Отец был в немилости несколько дней. Никаких более крупных последствий. Потом все забылось.

Кэрол Гренджер собиралась что-то сказать, но тут встал Тед. Он был бледен как смерть, только на скулах проступали красные пятна. Он усмехался. Он выглядел в этот момент как призрак Джеймса Дина, готовый броситься на меня. Сердце мое сжалось.

– А сейчас я отберу у тебя эту чертову пушку, засранец, – все с той же усмешкой, обнажающей его белые ровные зубы, произнес Тед.

Мне пришлось приложить значительные усилия, чтобы голос мой звучал ровно. Но кажется, я вполне преуспел в этом.

– Сядь, Тед.

Тед стоял. Он не бросился на меня, но я отчетливо видел, каких трудов ему стоило сдержаться.

– Мне дурно от твоего дерьма, ты это понимаешь? Ты пытаешься перемазать им всех окружающих, сделать их своими сообщниками.

– Разве я говорил…

– Заткнись! – повысил голос Тед. – Ты убил двух людей!

– Ты весьма наблюдателен, Тед.

Он сделал какое-то странное движение руками, и мне показалось, что если бы он мог, то схватил бы меня и сожрал живьем.

– Положи пистолет, Чарли. И попробуй одолеть меня без него.

Играй по правилам.

– Ты не скажешь, Тед, почему ты оставил футбол? – любезно поинтересовался я.

Мне было нелегко придать голосу выражение спокойной любезности, но я смог, и это сработало. Тед вдруг растерялся, он выглядел озадаченным и явно потерял почву под ногами. Казалось, он осознал в этот момент, что он один как дурак стоит посреди класса, а все остальные сидят и смотрят на него. Как если бы человек вдруг обнаружил, что у него расстегнута ширинка, и задумался бы, как оптимальным образом выйти из этого положения, чтобы окружающие ничего не заметили.

– Не стоит об этом, – наконец сказал Тед. – Положи пистолет.

Все же у него был великолепно поставленный голос. И он это знал.

– А что, ты боишься за свои яйца?